цивилизацию исключительно по ее ошибкам, в противном случае нам пришлось бы судить обо всех европейцах, начиная с греков и римлян, только по чинимым ими бесконечным бойням, и забыть о том вкладе, который они внесли в развитие мировой культуры. Да, кстати, ты слышал о резне, которая имела место в Чолуле?

Я отрицательно помотал головой, и Карлос продолжил:

– Это произошло, когда Кортес, высадившись на побережье, направлялся к Теночтитлану, столице ацтеков. Правда, рассказы об этом печальном событии противоречивы, поскольку испанская и индейская версии кардинально расходятся.

Мы приближались к самой большой пирамиде на земле, и Карлос рассказывал мне историю, имеющую к ней прямое отношение, историю об убийствах и жажде крови. Название «Чолула» означает на языке науатль «место источников». До прихода Кортеса этот город славился своими гончарами, и на столе всех индейских правителей красовалась изготовленная здесь посуда.

Чолула находилась на том пути через горы, который выбрал Кортес, чтобы попасть с побережья в столицу Мотекусомы, и Великий Завоеватель сделал там остановку, чтобы перед походом на Теночтитлан завербовать новых союзников. Ему без труда удалось склонить к союзу племена, населяющие побережье, и Кортес полагал, что жители Чолулы, давние враги Мотекусомы, тоже его поддержат. Чолула поразила конкистадора. Он сказал, что этот «хорошо укрепленный и стоящий на ровной почве город превосходит красотой все города Испании». С вершины великой пирамиды Кортес увидел «четыре сотни башен великих мечетей»: как выяснилось, он перепутал храмы и пирамиды индейцев с молитвенными сооружениями мавров, но тем не менее воздал должное их великолепию. Однако, полагая, что сможет привлечь здешних жителей на свою сторону, дабы совместно выступить против ацтеков, Кортес ошибся: жрецы Чолулы заявили, что чужеземцы враждебны богам этой земли и должны быть изгнаны. В этом боги помогут индейцам, но если те позволят пришельцам осквернить храмы, Повелитель Вод пошлет страшное наводнение, великий потоп.

Трудно сказать, как именно это им удалось, но испанцы сумели собрать на главной площади всех его видных жителей, причем без оружия, после чего перекрыли все пути к отступлению, напали на них и начали безжалостное избиение. Погибли тысячи людей.

Впоследствии Кортес утверждал, будто бы лишь опередил коварных индейцев, замышлявших напасть на его людей, чтобы угодить Мотекусоме: будто бы они собирались убить всех конкистадоров, оставив в живых лишь несколько человек для последующего жертвоприношения. По словам Кортеса, об этом заговоре сообщила донье Марине, его личной переводчице, одна старая индианка.

Согласно этой версии, старухе было поручено подружиться с доньей Мариной и разузнать побольше о чужеземцах, а поскольку Малинче была молодой, красивой и богатой женщиной (Кортес не жалел для своей возлюбленной подарков), умевшей располагать к себе людей, индианка рассказала ей о заговоре в надежде на то, что донья Марина избежит смерти и впоследствии выйдет замуж за одного из ее сыновей. Но получилось по-другому: донья Марина сообщила о заговоре Кортесу, который сам устроил ловушку для индейцев.

Но, как сказал Карлос, по мнению доминиканского монаха Бартоломе де Лас Касаса, одного из величайших и самых правдивых историков той эпохи, на самом деле эта резня вовсе не была ничем спровоцирована, Кортес устроил ее лишь затем, чтобы нагнать на индейцев страху и подавить у них даже мысль о возможном выступлении против него.

– Так кто же из них все-таки прав, сеньор? – спросил я. – Действительно ли мои индейские предки собирались в тот раз перебить моих испанских предков, или Кортес хладнокровно убил тысячи невинных, чтобы запугать ацтеков и вынудить их к повиновению?

Карлос улыбнулся.

– Видишь ли, amigo, наверняка я знаю только одно: ко всем словам давно умерших людей нужно относиться с большим уважением.

Пора было уезжать из Пуэблы. Носильщики из Теотиуакана возвращались домой, и для преодоления следующего отрезка пути на юг экспедиция наняла новых. Из «старых» работников остался только я.

Карлос отправился в город, чтобы пройтись по главной площади, которая так ему нравилась. Тем временем погонщики и прочие слуги собрались в лагере на окраине Пуэблы, чтобы подготовить припасы и снаряжение для долгого путешествия на юг. Я как раз закончил навьючивать на своего мула имущество Карлоса, когда подошедший священник ударил меня по спине тростью, заявив:

– Ты! Пойдешь со мной!

Эх, можете сами представить, по каким местам обидчика прогулялась бы эта самая палка, оставайся я до сих пор кабальеро.

Священника звали брат Бенито. Это был отвратительный субъект: тощий, сутулый, с грубыми чертами лица, носом-луковицей и глазами навыкате. Самый неприятный тип во всей экспедиции.

– Поможешь другому пеону погрузить мои припасы.

Большинство индейцев и метисов, которых у нас в колонии называли пеонами, были людьми бедными, но трудолюбивыми и честными. Однако новый помощник брата Бенито оказался самым настоящим вороватым lepero. Я понял сие сразу, как только увидел этого чертова ублюдка с бегающими глазками. Вздумай он хоть прикоснуться к вещам Карлоса, его зад живо познакомился бы с моим сапогом, но мне не было никакого дела до того, украдет ли он у Бенито имущество или вообще перережет тому глотку. Священник был груб со слугами и зачастую несправедливо, без всякой вины, подвергал людей побоям.

Я укладывал вещи брата Бенито, когда на землю упала какая-то книга. Я опустился на колени, чтобы поднять ее, и мой взгляд привлек французский заголовок на первой странице под обложкой: «L’Ecole des Filles» – «Школа девиц». Содержание книги сводилось к тому, как некая опытная и сведущая женщина наставляет девственницу в искусстве любви, рассказывая ей о разных способах удовлетворения страсти, причем предпочтение отдается позиции «женщина сверху». А вот на обложке было написано, что это житие Блаженного Августина.

Ну и ну! Такого рода книги церковь называет pornos graphos, а в народе говорят, что при их чтении страницы перелистывают одной рукой, тогда как другая предается греху Онана.

Выходит, брат Бенито настоящий сластолюбец. Само-то по себе это не диво, кто из мужчин не сластолюбец, но вот пристало ли подобное человеку, носящему монашескую сутану?

Неожиданно книгу вырвали у меня из рук. Я воззрился на брата Бенито. Он сердито смотрел на меня, в кои-то веки лишившись дара речи.

– Простите, брат. Я увидел книгу. – Я указал на обложку и пояснил: – Я люблю смотреть на слова, которые читаете вы, ученые люди. Может быть, когда-нибудь и я овладею этим искусством, а?

– Так ты не умеешь читать?

– Конечно нет. Нас ведь этому не учат.

Бенито запрятал книгу подальше в свой вьюк, но продолжал смотреть на меня с подозрением.

У этой вонючей маленькой жабы не хватало духа допытываться до правды. Монах явно пребывал в затруднении: ведь если вдруг я солгал, что не умею читать, и донесу на Бенито, даже сутана не спасет его от инквизиции.

В конце концов монах отошел, а мы продолжили работу. В самый последний момент я приметил, как lepero сунул что-то себе в карман. Как я уже говорил, если бы это касалось моего amigo Карлоса, я бы мигом выяснил, что он стащил, и наказал вора прямо на месте, но сейчас промолчал. Зато не промолчал монах, он вдруг выскочил из-за дерева, где прятался, и, указывая на lepero, истошно заверещал:

– Вор! Вор!

Сбежался народ, и вскоре брат Бенито, размахивая цепочкой с серебряным крестом, уже жаловался сержанту, командовавшему нашим военным эскортом:

– Видите! Этим попрошайкам нельзя доверять, они готовы даже священную реликвию украсть ради кружки пульке.