Он пересек склон. Здесь он должен включить фары, на долю секунды. Осветил темный «мерседес», который оставил здесь вчера, в конце дня. Он припарковал его в сорока минутах езды от склада: никакой дороги, никакой тропинки между складом и склоном. Он действовал осторожно. Взял напрокат «мерседес» в Милане по одному из своих паспортов. По французскому паспорту. Он говорил на безукоризненном французском. Он говорил на безукоризненном итальянском с французским акцентом. Подписал контракт о том, что передаст «мерседес» в бюро проката автомобилей в Бари через два дня. Тогда, днем, он вернулся к складу, просчитал время: сорок минут достаточно, так он останется за пределами кольца окружения полиции. Обратно пошел пешком, пересек плоскую поляну, по холоду, до маршрутки, которая отходила от Мельцо, подождал во влажном холоде автобуса до Милана, до Центрального вокзала, где он припарковал «BMW», взятую напрокат по испанскому паспорту. Он улыбался. После церемонии Американец забрал ребенка — теперь тот был в «мерседесе». Он позаботился о том, чтоб сменить машину.

Ребенок был в полусне. Американец открыл багажник «мерседеса», порылся во внешнем кармане сумки, вытащил футляр. Достал шприц — он приготовил дозу днем, прежде чем вернуться в Милан. Оголил бледную ручку ребенка, которому никак не удавалось открыть рот, чтоб зевнуть. Ввел жидкость. Подождал несколько секунд. Когда тот обмяк, будто мертвый, он приподнял маленькое тельце. Разместил его в багажнике. Его даже не пришлось сгибать. Закрыл дверцу. В последний раз оглядел «BMW» в тусклом свете салонного фонарика. Тщательно вытер руль. Свинтил номера. Сел в «мерседес». Нажал на газ, в темноте.

Спустя полчаса, прежде чем въехать на проселочную дорогу, которая выходила на автостраду, ведущую к Милану, он раскрыл окошко, выбросил в поле две таблички с номерами, белые, блестящие, увидел, как они спланировали на землю и погасли, будто сожженные листы бумаги.

Давид Монторси медленным шагом шел через весь Милан. Он должен был увидеться с доктором Арле и пришел раньше назначенного времени. Небо раскрылось, разошлось колоссальными трещинами, как кожура огромного апельсина, растительный купол, сломавшийся над городом. Небо над Миланом, откуда упал Маттеи, разорванный на куски… Милан вновь просыпался, уже без своего Хозяина, без Хозяина целой Италии… Какой-то человек ехал на велосипеде, насвистывая; внутренняя кольцевая дорога была полупустой. Плотный волокнистый черный дым из труб почти блестел — подвижные скульптуры на фоне неровного неба. Воздух был ясный, в нем висел дух конца или начала — жженый электрический запах утра, внешне бессмысленного. Четкие линии углов домов ломались о плотные небесно-голубые трещины в облаках. Лицо Энрико Маттеи, прозрачное и огромное, над городом… Сквозь открытый, как желудочек, участок этого лица проникало больше света — призрак, струящийся сверху, драматически наклоненный. Небо над Миланом… Откуда упал Маттеи, разорванный на куски, его кости, раздробленные на осколки, — на соленую землю, в ночи, мертвый… У Монторси не получалось думать об этом, взгляд его скользил между движущихся машин с их туманным блеском — к магазинам, в которых открывали ставни, покрытые коркой сажи и грязи. Он шел, не глядя на тех, кто двигался ему навстречу и кто обгонял его, вздрагивал от электрического лязганья трамвая, дергаясь, ехавшего по внутреннему кольцу. В киоске Монторси купил «Джорно». Заголовок: «Умер Маттеи». Хроника, отклики, комментарии. Тольятти, позиция КПИ. Христианско-демократическая партия скорбит. Официальная версия — несчастный случай.

Дерьмо. Дерьмо на дерьме.

Он постарался сосредоточиться. Встреча с доктором Арле. Его молодчики делали вскрытие ребенка с Джуриати. Вмести с ними Арле заходил в управление, к Болдрини. Он видел его, белого, худого, когда тот командовал поисками останков Маттеи в Баскапе. Он не понимал. Он только чувствовал. Чувствовал, что Арле — важная фигура.