Он никогда не видел ее прежде. С овального пьедестала, напоминающего спину, в воздух устремлялся ее огромный давящий силуэт — нечто, принадлежащее к совсем иному жанру перспективы, может быть, духовному. Светлая в темноте квадратная громада, смешивающая все точки схода линий, арка Дефанс высилась как вертикальная проекция некой новой горизонтальной формы, не кубическая, пронизанная темным светом, идущим с площадки за ней. Как геометрическое животное, вечно, но не испокон веку стоящее настороже; ее отполированное и светлое тело высилось в пустынном пространстве, подавляя окрестные мотели, строящиеся в сотне метров, возле сложной развязки на кольцевой дороге и мостов со сплетенной арматурой. Арка Дефанс продолжала линию, проходившую через Пале-Рояль, площадь Согласия, Елисейские поля, площадь Звезды и далее через весь Париж. Она становилась игольным ушком, через которое проходила идеальная нить, уводящая в ничто, обретавшее форму только за ней. Бесконечные мраморные ступени вели к поразительному алтарю в виде белейших гладко отполированных камней. Подобно недосягаемой белоснежной богине, Большая арка притягивала словно магнитом воздух всего Парижа, засасывала его в портал, выдувала в открываемую ею черную пустоту, подавляя при этом все, что к ней приближалось. По сравнению с ней все теряло свою грандиозность. Трехэтажный торговый центр на круглой площади сжимался в тяжелые геологические пласты, а стоящие вокруг скульптуры — палец, указующий вверх, витые железные круги, раскрашенные яркими красками причудливые комбинации из частей механического «конструктора» — в единый миг терялись на фоне беломраморной площадки. Потрясенные посетители, закупоренные в лифты с кабинами из металла и стекла, плавно спускались вдоль его стен. Дул сильный ветер. Порывы холодного воздуха полировали мрамор арки, выделявшийся на фоне предместий города — необъятного кладбища белых крестов, превращавшихся постепенно в темные деревья, вначале тонкие, а затем угрожающе пышные, тянущиеся к небу, как непристойное ругательство. Затем взгляд, побродив в воздухе, вновь возвращался к огромному проему в арке. Потрясало, что в темном прямоугольном теле Большой арки размещаются сотни невидимых снаружи офисов: приемных, протокольных отделов при большой аудитории наверху белой арки. Механическое торжество внутренней бюрократии, незаметной, не контролируемой, разъедающей тело изнутри, — карцинома без метастазов, занимающая отныне славное сооружение и подчиняющая себе всю таинственную метрополию, простертую, словно просительница у подножия молчаливого алтаря, притягивающего все к себе, подавляющего все вокруг и отнюдь не благожелательно и безмолвно взирающего на происходящее.

С разинутым ртом Лопес стоял на холодном сквозняке, тянувшем с севера через арку. Серо курил в тумане, притянутом к земле холодной массой площади. Лопес прислушался к шагам помощников Серо и спросил, почему этот комплекс называется Дефанс.

— Не знаю, — признался Серо. Ветер относил его слова, терявшиеся на огромном пространстве у подножия Большой арки. Серо быстро затянулся, большим и указательным пальцами далеко отбросил окурок, как дети отбрасывают мяч в игре.

Клемансо устроил засаду на крыше торгового центра, под прикрытием арки. В другом месте он мог бы контролировать все пространство, здесь же был зажат аркой. Клемансо установил автоматическую винтовку на уровне двадцати метров от земли. Киссинджер шел метрах в сорока от него под прикрытием охраны. Выстрелы, сухие и короткие, слабо прозвучали на продуваемом ветром пространстве. Все произошло в считанные секунды. Клемансо не счел даже нужным укрыться за небольшой трубой кондиционера. Он готовился выстрелить снова, высунувшись из-за шершавой и грубо сделанной цементной колонки. Три телохранителя сразу повернулись в ту сторону, откуда прозвучали выстрелы Клемансо. Лопес пощупал пальцами отверстия от пуль, не попавших в цель, которые пробили хрупкий цемент трубы. Подсчитал: около двадцати пуль пролетели мимо, шестнадцать попали в тело Клемансо. Преступник пробрался на крышу торгового центра через служебный вход. Через тяжелую металлическую серую дверь, заржавевшую по бокам. Действовал явно один.

Они вернулись к машинам. Ветер неистовствовал, протяжно завывая и устремляясь в арку Дефанс. Лопес не обернулся, чтобы еще раз взглянуть на гигантский мраморный монумент, хотя и испытывал магнетическое влечение к нему.

Через десять минут они стояли уже у дома на бульваре Распай, где в последний год жил Жорж Клемансо.