– А чем ты занимался после того, как тебя выгнали из дома?

– Несколько лет прослужил в армии, поскольку меня никогда не обвиняли в преступлении. Но я не представлял себя в роли кадрового офицера, поэтому уволился и решил пойти в семинарию.

– Чтобы стать священником? – прошептала она. Вспоминая, каким он был страстным, когда они ласкали друг друга, какое нетерпение она в нем чувствовала, когда он прикасался к ней и целовал ее. Священник? – А разве они не дают обет безбрачия?

– Да. – Он кивнул, и его лицо несколько просветлело. – В этом-то и была проблема. Это было мимолетным стремлением, поверь мне. Поэтому я пошел в колледж, несколько лет занимался ненавистной мне работой и в конечном счете попал сюда в аспирантуру.

– И сколько тебе лет? Сорок?

Он засмеялся:

– Не-а. Я быстро работаю. Мне тридцать один.

Она перевела дух. Тридцать один? Староват. Но это не самое плохое. Ее поразило изнасилование и семинария.

– Ты не похож на человека, который может всерьез увлечься религией.

– Все проходят через различные стадии, особенно мы, старики. – В его словах чувствовалась какая-то резкость. Острота. Словно она задела его.

– Я не говорила, что ты старик.

– Но ты подумала, что мне сорок. В любом случае, когда я пошел в семинарию, я просто пытался во всем разобраться. Наверное, я искал семью. Какое-нибудь пристанище... а впрочем, кто знает? Да и кому до этого есть дело. – Он скомкал свою салфетку и бросил ее на стол, но его снова охватывало мрачное настроение. В ледяных глазах собирались грозовые тучи.

– Мне, – внезапно произнесла она. – Мне есть дело.

– И именно это делает тебя особенной, Кристи. – Он осторожно улыбнулся. – Ты уверена, что никак не можешь отказаться от своей поездки? Уверен, мы с тобой могли бы прекрасно повеселиться.

– Я в этом не сомневаюсь, – ответила она, испытывая сильное искушение позвонить отцу и найти предлог остаться в Батон-Руж на праздник, притвориться, что ей нужно писать отчетную работу или что- нибудь в этом роде. – Но мне действительно нужно домой.

– А разве нет никакого способа остаться? – Его рука была такой теплой.

– У меня тест у доктора Нортрапа и задолженность у Саттера.

– Психология?

– 101[21].

– Я когда-то учился у Саттера. – Брайан нахмурился. – Я ему очень не нравился.

– Да? А с чего вдруг?

Брайан убрал руку.

– Он решил, что я позаимствовал некоторые свои теории из Интернета. Это была чушь, и я сказал ему об этом.

– И что произошло?

– Ничего. Он не смог этого доказать. И выглядел, как осел. Я все еще помню, как он стоял перед классом с красным лицом и дергающимся глазом. Думаю, он на стенку от злости лезет из-за того, что я вернулся.

– И тебе это нравится?

– Он заслуживает, чтобы ему вышибли пару зубов. Напыщенный осел.

Она смутилась, но увидела оттенок гордости в посадке его челюсти.

– Ну-у... а ты это сделал?

– Что? Присвоил? Плагиат? Конечно, нет. – Он фыркнул, словно подобная мысль была абсурдной. – Если бы я так сделал, это бы все погубило, мои планы, мою жизнь, лишило бы меня возможности преподавать.

– Но только если бы тебя поймали, – сказала она, не в состоянии перестать играть адвоката дьявола, и покачала стаканом, размешивая лед, прежде чем сделать большой глоток. Все это время она не сводила с него глаз.

– Ты думаешь, я способен смухлевать?

– Не знаю. А ты бы смог? – спросила она и заметила, что ее сердце начинает бешено колотиться и что она слегка вспотела, словно боясь услышать ответ. И почему он так на нее действует, а?

– Нет. Если тебе интересно мое мнение, Саттер точил на меня зуб. – Как только эти слова сорвались с его губ, он, казалось, захотел взять их обратно. – Наверное, я выгляжу параноиком, а? Сначала мои родители, затем доктор Саттер. Осторожно, весь мир ополчился на Брайана Томаса.

– Ты и вправду так думаешь?

– Не-а. – Помощник официанта принялся убирать посуду с соседнего столика, и Брайан понизил голос. – В действительности я думаю, что мне очень хочется, чтобы ты осталась здесь на уикенд, и тогда мы смогли бы узнать друг друга немного лучше.

– У нас еще будет время.