Он озорно улыбнулся:

– А ты не можешь позвонить ему и попросить отложить приезд на день? Придумай какое-нибудь оправдание, например, что тебе надо заниматься.

– Так он мне и поверит, – сказала она, когда он начал медленно выпускать ее запястье и теплота, которая просочилась в ее кровь и покалывала глубоко между ног, несколько уменьшилась. Она принялась покусывать красно-белую соломинку. – Не забывай, он жил со мной восемнадцать лет.

– Может, ты исправилась.

– Он в это не поверит. Он полицейский. Детектив, – неохотно призналась она. Большинство парней, которые слышали, что ее отец полицейский, уходили. И больше в ее сторону не смотрели. Они не хотели встречаться с дочерью копа и рисковать нарваться на неприятности. Они ссылались на любой пустяк: что они пьют, употребляют наркотики или воруют в магазинах.

Брайан, однако, не стал искать предлога смыться.

– Твой папа тебе не доверяет.

– Он не доверяет никому, а сейчас будет еще хуже. Я прочитала в газетах, что, по мнению полиции, в Новом Орлеане объявился еще один серийный убийца. Папа вообще с катушек съедет. Вот увидишь. Он захочет, чтобы я поехала домой, или установила систему безопасности к себе в комнату, или носила с собой большой газовый баллончик.

Брайан засмеялся, хотя его улыбка почти не коснулась его взора.

– Он параноик.

– Да, верно. Он видит весь этот ужас на улицах и от этого сходит с ума. – Она сжала соломинку зубами. – Повезло мне, а? Ну, а какие у тебя папа с мамой? Ты никогда о них не говоришь.

Его улыбка плавно угасла.

– Особо-то и нечего говорить.

– Ты не поедешь домой на День благодарения.

– У меня нет дома.

– Ой, да ладно тебе, – сказала она, думая, что он ее дразнит, прежде чем заметила, как напряглась его шея. – Твои родители развелись?

На его челюсти непроизвольно дрогнул мускул.

– Только лишь в отношении меня.

– В смысле?

– Я перестал для них существовать, когда мне было восемнадцать. Влип в... неприятность, и они не захотели с этим связываться.

– А что за неприятность? – осторожно спросила она. Шум с кухни, звон посуды, подносов и гул разговоров за соседними столиками, казалось, внезапно стали приглушенными и далекими. Брайан смотрел на стол, на свои пальцы, куда угодно, только не ей в глаза. – Ну, давай же, рассказывай. Я ведь рассказала тебе о папе.

– Тут все по-другому.

– Стоит мне позвонить отцу, и он так быстро все про тебя раскопает, что ты и оглянуться не успеешь.

Он напрягся. Его голубые глаза вспыхнули и сузились на ней.

– Ты бы так поступила?

– Не-а... но могла бы. Ну давай же, – попросила она и, протянув через стол руку, дотронулась до него. – Что случилось?

– Это было давно, – признался он. – Старая история.

– Я не стану из-за этого на тебя злиться.

Одна из его бровей недоверчиво приподнялась.

– Ты не можешь знать это заранее.

– Неужели все так ужасно? – спросила она и, увидев выражение его глаз, затаила дыхание.

– Суди сама. Девушка... девушка, с которой я полгода встречался, обвинила меня в изнасиловании.

– Что? – Она тут же пожалела о своем любопытстве. Сердце у нее упало, изнасилование? Господи! Она отдернула руку, и его губы искривились, словно он ожидал именно такой реакции.

– Статутное изнасилование, – пояснил он. – Но все же изнасилование. Мне было восемнадцать лет, а ей еще не исполнилось шестнадцати. Это все, конечно, чушь, и потом от обвинений отказались. Меня полностью оправдали, полностью, но мои родители совершенно не захотели мне верить. Мы стали очень часто из-за этого ссориться, и они выгнали меня из дома.

– Просто взяли и выгнали?

– А зачем им лишние хлопоты? У них еще пятеро детей. А я оказался той самой паршивой овцой, про которую есть пословица. Мы с отцом никогда не ладили. Даже когда я был мальчишкой. – Он взял свой стакан и быстрым глотком допил его содержимое.

Пораженная Кристин положила руки на живот. Она подозревала, что в нем есть нечто дикое, опасное, но это превзошло ее ожиданиям, и впервые после знакомства с Брайаном она подумала, не ввязывается ли она куда не следует.