назад. Бренда говорит, что твоя мать очень переживает за тебя… Она так расстроена…
Более чем расстроена. Бренда сообщила, что Санни, услышав известие о пожаре на лесопилке, впала в истерику. Она металась по комнате, бросалась разными предметами, настаивала, чтобы ей предоставили свободу, безуспешно рыдая о своем сыне. Она ведь предсказывала пожар! Но не смогла никого убедить!
Ее психиатр, полный лысеющий мужчина с небольшой седой бородкой, был явно озабочен и пичкал Санни сильнодействующими успокоительными препаратами. Он занимался ее лечением уже не один год, но, увы, не слишком преуспел в этом.
— Санни продолжает утверждать: она знала, что пожар должен случиться.— Кэссиди убрала руку с простыни и стала нервно мять ремешок своей сумочки. Ей всегда становилось не по себе при разговоре о ее свекрови, женщине, которую она уважала, но которой не могла вполне доверять. — Я привезу ее сюда завтра после обеда и…
— Нет! — Голос Чейза был хриплым, едва различимым, но категоричным.
Кэссиди вскочила, выронив сумочку. Ключи выскользнули из нее и со звоном упали на кафельный пол. Значит, он все-таки слышит ее. Облегчение с налетом раздражения охватило ее. Она подобрала содержимое сумочки, а затем снова протянула руку через металлическое ограждение койки, чтобы опять дотронуться до кончиков его пальцев, выступавших из-под бинтов.
— Ты слышишь меня! Молчание. Упрямое молчание.
— Санни желает навестить тебя. Она успокоится, увидев, что тебе лучше.
— Я же сказал — нет! — Голос был хриплым и шепелявым. Передние зубы его были выбиты, а сломанная челюсть загипсована.
— Ради всего святого, Чейз, она же твоя мать! Санни страшно переживает за тебя и, хотя иногда не может отличить реальность от воображения, очень хочет увидеть тебя своими собственными глазами, убедиться, что ты жив…
— Не… в таком виде!
Итак, дело в его гордости. Его проклятой гордости! Но Кэссиди подозревала, что за этим скрывается нечто большее. Чейз никогда не чувствовал себя уютно в обществе своей матери с тех пор, как поместил ее в частную психиатрическую клинику. Он сделал это ради ее же блага, так он внушил и себе, и окружающим. Но чувство вины никогда не покидало его…
Однажды ночью, вскоре после того, как они с Кэссиди обвенчались, он нашел мать лежавшей в ванне без сознания, со вскрытыми венами. Кровь, сочившаяся из запястий, уже окрасила воду в ржаво- красный цвет. Чейз сейчас же позвонил по номеру 911. Когда приехала «скорая помощь», Санни была едва жива…
Теперь Санни Маккензи находилась в прекрасной частной клинике под присмотром ква лифицированного медицинского персонала. Личный врач еженедельно докладывал Чейзу ° ее состоянии. И хотя Санни более не совершала попыток самоубийства, агрессия все же прорывалась в ней время от времени. В отношении к самой себе. В отношении к другим.
Чейз пошел на этот шаг скрепя сердце. В глазах его стояли слезы, когда он подписывал необходимые документы, а потом уже на улице он нервно сжал руку Кэссиди и глядел невидящим взором на тенистый сад и живописные пруды, так и не сказав ни слова, пока они не дошли до автостоянки.
— Она возненавидит меня за то, что я упек ее сюда,— сказал он глухим голосом, садясь за руль своего «порше» и поворачивая ключ зажигания.
— Почему тогда не позволить ей вернуться домой?— робко высказала свое предложение Кэссиди. Она была насмерть перепугана в тот день, когда впервые посетила Санни после гибели Энджи и в смятении убегала от ее предсказаний. Со временем она перестала бояться Санни Маккензи, наоборот, стала уважать ее и прислушиваться к ее советам.
— И позволить ей снова вскрыть себе вены? Или повеситься? Или отравиться газом? Господи, ты этого хочешь, Кэссиди?
— Конечно же нет, но ей нужна свобода.
— Может быть, позднее.— В лице его мелькнуло что-то упрямое, а скулы побелели.— Здесь она по крайней мере будет в безопасности.
В последующие годы Кэссиди не раз выдвигала иные варианты устройства Санни, предлагала Чейзу перевезти ее к ним… Но он ничего не хотел слышать. Иногда Кэссиди казалось, будто Чейз стесняется, что его мать гадает по руке, потом решила, что он действительно уверен, что ей в клинике гораздо лучше, чем где бы то ни было. Кому как не сыну судить о состоянии ее рассудка. Разве не он жил с ней бок о бок даже после того, как исчез Бриг? Разве Чейз не был преисполнен сыновнего долга?..
Муж ее, с грустью подумала Кэссиди, всегда был сложным человеком; его всегда трудно было понимать. И трудно, порой невозможно любить!..
— Чейз,— тихо прошептала она, надеясь, что он ответит ей. Но он опять ушел в себя. — Уилсон, помощник шерифа, хочет поговорить с тобой… У него к тебе масса вопросов. О пожаре и о человеке, с которым ты был…
Он никак не отреагировал на ее слова. Неужели ему абсолютно все безразлично? Она предприняла новую попытку.
— Возможно, ты слышал наши разговоры и знаешь, что он, вероятно, не выживет. Он потерял слишком много крови. Скажи мне, Чейз, кто это был? Как зовут этого человека?
Глаз остался закрытым.
— Чейз, пожалуйста, скажи, ты должен это знать.— Она потянулась к его руке, и он вздрогнул.— Чейз…
Его глаз вдруг широко раскрылся.
— Не смей! — прохрипел он совершенно неузнаваемым голосом. — Не смей трогать меня.— Наконец он повернул к ней свой страшный глаз — голубой зрачок, залитый кровью.— Никогда не… прикасайся ко мне.
Кэссиди стало не по себе. В его словах было столько ненависти!
— Скажи мне только о человеке, с которым ты был, —т настаивала она, не желая отступать, хотя сердце ее билось так сильно, что она едва могла дышать. Взгляд его холодил ей душу, но она уже не могла не выпалить того, что, как она знала, было правдой. — Это ведь Бриг, не так ли? Я знаю, ты всегда убеждал меня в том, что он мертв, по крайней мере для нас с тобой, но… я никогда не верила этому. — Голос ее сорвался от волнения.— Скажи, зачем ты встречался с Бригом? Что произошло между вами?..
— Бриг мертв!
— Еще нет! Он— здесь, в реанимации, умирает…
— Я думал, что мы уже давно все… обсудили и ты…— Голос его был тих, но суров, а пальцы, несмотря на повязку, сжались в кулак.
— Я… всегда считала, что ты нарочно пытался меня убедить в его смерти, хотя на самом деле…
— Ради всего святого, Кэссиди, выбрось это… из головы! Он… исчез. Исчез уже семнадцать лет назад. Смирись с этим…
Она вскочила со стула и так крепко сжала в руках металлическое ограждение кровати, что пальцы ее побелели. С изумлением глядя на него сверху вниз, она вдруг поймала себя на мысли, что думает о том, почему отказалась ради этого мужчины от своих мечтаний, своей карьеры. Почему вышла за него замуж.
— Тогда, кто же это был, Чейз?
— Я… не знаю.
— Как же так, Чейз?.. Ты опять окружаешь меня какой-то каменной стеной. Если этот несчастный не Бриг, тогда кто, хотелось бы мне знать? Почему ты прикрываешь его? Знаешь ли ты, что страховая компания уже подняла шум, будто лесопилка сгорела не случайно. Им нужно лишь найти виновника!
— Зачем мне это?..