восполнишь пробелы. Каждый раз, когда я не получу ответа на свой вопрос или кто-нибудь решит, что ты врешь, тебе будет причинено телесное повреждение.
– Ты, ублюдок, не смей пытать... – засипел полузадушенный Вермишенк.
– Заткнись, гадина. Ты, передельщик... кто бы говорил про пытки. А теперь отвечай или сдохни.
– А можно и то и другое, – холодно добавил Лемюэль.
– Ты очень сильно ошибаешься, Монти, – продолжал Айзек. – Пытать тебя мы посмеем, и запросто. Так что лучше не зли. Отвечай быстро и старайся, чтобы у меня не возникало сомнений. Итак, к делу. Вот что нам известно... Если я ошибаюсь, ты ведь поправишь, – ухмыльнулся Айзек.
Наступила пауза. Айзек выстраивал в голове факты. Наконец он стал их выкладывать один за другим, загибая пальцы.
– Ты работаешь на власти. Все, что связано с биоугрозой. Это означает, что тема мотыльков тоже в твоем ведении.
Айзек пристально глядел в лицо допрашиваемому: как реагирует, выдает ли удивление, как-никак государственная тайна. Вермишенк оставался бесстрастен на вид.
– Мотыльки сбежали. Те самые мотыльки, которых ты продал каким-то преступникам. Они как-то связаны с сонной дурью и кошмарами, которые сейчас всех мучат. Рудгуттер считал, что в этом замешан Бенджамин Флекс, но он ошибался. Так вот, нас интересует, что они из себя представляют. Какая связь с наркотиком. Как можно их выловить.
Снова пауза. Вермишенк сделал долгий вздох, его губы, покрытые кровью и слюной, тряслись, но он ухмыльнулся. Лемюэль поторопил его, выразительно качнув пистолетом.
– Ха! – воскликнул Вермишенк. Тяжело сглотнул и помассировал шею. – Мотыльки... разве они не прелесть? Поразительные существа. Что они из себя представляют? Это ты уже и сам выяснил. Хищников. Великолепных хищников. Само совершенство.
– Откуда взялись?
– Хм... – Вермишенк собирался затянуть паузу, но спохватился и затараторил, когда Лемюэль неторопливо прицелился ему в колено: – Одного ты украл как раз по их прибытии. Но родом они не из тех краев, откуда их прислали. – Он посмотрел на Айзека, и в глазах мелькнула насмешка. – Если и правда хочешь знать, то самая популярная гипотеза – что они из Растрескавшихся земель.
– Хватит мне лапшу... – в ярости заорал Айзек, но Вермишенк перебил:
– Это не лапша, дурак. Это популярная в научных кругах гипотеза!
– Как им удается людей гипнотизировать?
– Крылья. Нестабильные плоскости и формы. Движение в разных измерениях... Крылья наполнены онейрохроматофорами. Это пигментные клетки, как в коже осьминога, воспринимающие излучения чужого мозга, вызывающие в нем психический резонанс, воздействующие на структуру подсознания. Усиливают сны, что... бродят под поверхностью разума. Концентрируют эти сны, вытаскивают их наверх. И здесь удерживают.
– А как защищает зеркало?
– Хороший вопрос. – У Вермишенка изменилось поведение, он говорил все тверже и назидательней, как будто читал студентам лекцию.
«Ах ты, старый бюрократ, – подумал Айзек. – Даже в такой ситуации силен твой дидактический инстинкт».
– Но, к сожалению, ответ нам неизвестен. Да, не знаем, и все тут. Какие только эксперименты не ставили, с двойными, тройными зеркалами и так далее. Смотришь на отражение мотылька, и его гипноз не действует. Хотя вроде бы все то же самое... Однако вот что крайне интересно: если отразить отражение, то есть посмотреть на мотылька через два зеркала, как в перископ, то он снова тебя зачарует. Разве не удивительно? – улыбнулся Вермишенк.
Айзек смолчал. Поведение Вермишенка вдруг показалось очень странным. Как будто ученый сам желает рассказать обо всем, не утаив ничего важного. Неужели твердо нацеленный пистолет так на него действует?
– Я видел, как кормилась такая тварь. Видел, как она съела чужой мозг.
– Ха! – одобрительно закивал Вермишенк. – Да, это поразительное зрелище. Ты счастливчик, оказался свидетелем. Но ты ошибаешься, ничьи мозги мотылек не ел. Он не целиком живет в нашей плоскости. Его... гм... потребности в пище не распространяются на известные нам вещества... Айзек, ты что, не понимаешь? – вгляделся в лицо собеседника Вермишенк. Он вел себя как учитель, подталкивающий бестолкового ученика к правильному ответу. – Я знаю, биология не твой конек, но ведь механизм настолько элегантен, что ты, как ученый, не можешь этого не оценить. Крыльями они вытягивают сны, затопляют разум, ломают плотины, что удерживают тайные мысли, пробуждают греховные мечты... – Он умолк, откинулся на спинку стула, заставил себя успокоиться. – И вот, – продолжал Вермишенк, – когда разум приготовлен должным образом, когда он вкусен и сочен, его высасывают до последней капли. Подсознание, Айзек, нектар для мотыльков, и поэтому они питаются только разумными существами. На кошек и собак просто внимания не обращают. Они пьют особый напиток, получаемый из рефлексий, когда инстинкты, желания, потребности, интуитивные догадки накладываются друг на друга, отражают друг друга, и эти отражения выстраиваются в бесконечную очередь... – В голосе Вермишенка появилось торжественное придыхание. – Вот что пьют мотыльки, Айзек. Тончайшее вино, выбродившее из разума, из подсознания... из снов.
В помещении воцарилась тишина. Казалось, все поражены услышанным, а Вермишенк как будто упивался произведенным эффектом.
Вдруг раздался шум, и все вздрогнули. Пока шел допрос, конструкция деловито пылесосила пол возле стола Дэвида, а сейчас она попыталась пересыпать мусор из ведра в свой контейнер и промахнулась. Как ни в чем не бывало принялась подбирать мятые клочки бумаги.
– А, черт!.. Ну конечно! – воскликнул Айзек. – Вот что такое кошмары! Это... это удобрения. Вроде кроличьего помета – он кормит растения, а растения кормят кроликов. Короткая цепочка, крошечная экосистема.