быть ни у Маркса, ни в других ранее возникших теориях и которые могут быть поняты и решены только исходя из этой существенно новой ситуации.

'Реальная политика' Ленина выступает тем самым, если обратиться к ее взаимосвязи и ее исходным основам, как высшая из достигнутых к настоящему времени вершин материалистической диалектики.

С одной стороны, строго марксистский, четкий и трезвый, но уходящий в самые глубины конкретности анализ существующего положения, экономической структуры и классовых отношений. С другой стороны, не искаженное никакой теоретической предвзятостью, никакими утопическими вожделениями ясновидение в отношении всех новых тенденций, вытекающих из этого положения. Но это кажущееся простым, а фактически проистекающее из самой сути материалистической диалектики требование (ибо диалектика и есть теория истории) отнюдь не легко выполнить на деле. Привычки мышления, созданные капитализмом, привили всем людям (и прежде всего тем, кто ориентируется на науку) склонность всегда и полностью объяснять новое из старого, а сегодняшнее исключительно из вчерашнего. (В этом смысле утопизм революционеров представляет собой попытку самих себя вытащить за уши из болота, одним прыжком перенестись в совершенно иной мир вместо того, чтобы с помощью диалектики понять диалектический процесс возникновения нового из старого.) 'Поэтому-то, — говорит Ленин, — и государственный капитализм сбивает очень и очень многих с толку. Чтобы этого не было, надо помнить основное, что государственный капитализм в таком виде, какой мы имеем у себя, ни в какой теории, ни в какой литературе не разбирается по той простой причине, что все обычные понятия, связанные с этими словами, приурочены к буржуазной власти в капиталистическом обществе. А у нас общественность, которая с рельсов капиталистических соскочила, а на новые рельсы еще не вошла…'

С каким же конкретным, реальным окружением столкнулся пришедший к власти российский пролетариат в деле осуществления социализма? Во-первых, с относительно развитым и терпящим крах вследствие мировой войны монополистическим капитализмом в отсталой крестьянской стране, крестьянство которой могло освободиться от оков феодальных пережитков только во взаимосвязи с пролетарской революцией. Во-вторых, за пределами России — с враждебно настроенным капиталистическим окружением, готовым наброситься на родившееся государство рабочих и крестьян всеми имеющимися в его распоряжении средствами, окружением, которое было бы в состоянии подавить это государство и экономический в военном отношении, если бы оно само не раздиралось все обостряющимся действием собственных противоречий империалистического капитализма, что постоянно дает пролетариату возможность использовать в своих интересах это соперничество и тому подобные обстоятельства. (Разумеется, мы лишь обозначили два главных комплекса проблем, и на нескольких страницах совершенно невозможно исчерпывающе рассмотреть их.)

Материальной основой социализма как более высокой экономической формы, сменяющей капитализм, может быть лишь реорганизация промышленности, достижение более высокой ступени ее развития, ее приспособление к потребностям трудящихся классов, ее преобразование в духе новой жизни, обретающей все больший смысл (устранение противоположности между городом и деревней, между умственным и физическим трудом и т. д.). Состояние этой материальной основы социализма обусловливает тем самым возможности и пути его конкретного осуществления. И здесь Ленин уже в 1917 году, до завоевания государственной власти, четко определяет экономическое положение и задачи, вытекающие из него для пролетариата. 'Диалектика истории именно такова, что война, необычайно ускорив превращение монополистического капитализма в государственно-монополистический капитализм, тем самым необычайно приблизила человечество к социализму. Империалистическая война есть канун социалистической революции. И это не только потому, что война своими ужасами порождает пролетарское восстание, — никакое восстание не создаст социализма, если он не созрел экономически, — а потому, что государственно-монополистический капитализм есть полнейшая материальная подготовка социализма, есть преддверие его, есть та ступенька исторической лестницы, между которой (ступенькой) и ступенькой, назьюаемой социализмом, никаких промежуточных ступеней нет'. Следовательно, '…социализм есть не что иное, как государственно-капиталистическая монополия, обращенная на пользу всего народа и постольку переставшая быть капиталистической монополией'. И в начале 1918 года Ленин пишет: '…государственный капитализм был бы шагом вперед против теперешнего положения дел в нашей Советской республике. Если бы примерно через полгода у нас установился государственный капитализм, это было бы громадным успехом и вернейшей гарантией того, что через год у нас окончательно упрочится и непобедимым станет социализм'.

Эти положения следовало привести особенно подробно в противовес буржуазной и социал- демократической легенде, утверждающей, будто бы Ленин после провала 'доктринерски марксистской' попытки 'разом' ввести коммунизм заключил, руководствуясь 'реально-политической мудростью', некий компромисс и отошел от первоначальной линии своей политики. Историческая истина заключается в прямо противоположном. Так называемый военный коммунизм, который Ленин называл 'временной мерой', обусловленной гражданской войной и разрухой, и который 'не был и не мог быть политикой, отвечавшей хозяйственным задачам пролетариата', был отклонением от линии, по которой — согласно его теоретическому предвидению — происходит развитие в направлении к социализму. Конечно, это была обусловленная внутренней и внешней гражданской войной и, стало быть, неизбежная, но все-таки лишь временная мера. Но для революционного пролетариата, по Ленину, было бы роковым неправильно оценить этот характер военного коммунизма и рассматривать его, подобно многим честным революционерам, не достигшим, однако, теоретической высоты Ленина, как действительный шаг в направлении к социализму.

Речь идет, следовательно, не о том, насколько резко выражен социалистический характер во внешних формах экономической жизни, а только о том, насколько пролетариату удается фактически овладеть тем хозяйственным аппаратом, который он берет в свои руки вместе с завоеванием власти и который составляет одновременно основу его общественного бытия, то есть крупной промышленностью, и насколько ему удается фактически поставить на службу своим классовым целям обладание этим аппаратом. Но как бы сильно ни изменились окружающие условия, в которых осуществляются эти классовые цели, и соответственно средства их осуществления, их всеобщая основа должна оставаться тем не менее той же: руководя постоянно колеблющимися средними слоями (особенно крестьянами), на решающем фронте, на фронте против буржуазии, продолжать вести классовую борьбу. И здесь никогда нельзя забывать о том, что, несмотря на первую победу, пролетариат все еще остается более слабым классом и будет оставаться таковым в течение длительного времени — до победы революции во всемирном масштабе. В экономическом отношении его борьба должна направляться, таким образом, в соответствии с двумя принципами: с одной стороны, насколько возможно, быстро и полно сдержать развал крупной промышленности, вызванный мировой войной и гражданской войной, ибо без этой основы пролетариат погибает как класс; с другой стороны, так регулировать все проблемы производства и распределения, чтобы посредством максимально возможного удовлетворения материальных интересов крестьянства, которое стало союзником пролетариата в результате революционного решения аграрного вопроса, сохранить союз с ним. Средства осуществления этих целей меняются в зависимости от обстоятельств. Но постепенное претворение их в жизнь является единственным путем сохранения господства пролетариата — этой первейшей предпосылки социализма.

Все это означает, что классовая борьба между буржуазией и пролетариатом продолжается и на внутреннем хозяйственном фронте с неослабевающей напряженностью. Мелкое производство, ликвидация или 'обобществление' которого на этой стадии есть чистый утопизм, 'рождает капитализм и буржуазию беспрерывно, ежедневно, ежечасно, стихийно и в массовом масштабе'. Вопрос заключается в том, кто победит в этой конкурентной борьбе: вновь формирующаяся, вновь накапливающаяся буржуазия или находящаяся во владении пролетариата государственная крупная промышленность. Пролетариат должен пойти на риск этой борьбы, если он не хочет рисковать тем, что надолго разорвет союз с крестьянами, свернув мелкое производство, торговлю и прочее (что фактически осуществить и так было бы невозможно). Помимо того, буржуазия включается в эту борьбу в форме иностранного капитала, концессий и т. д. И здесь возникает парадоксальное положение, поскольку это включение, независимо от его намерений, объективно экономически может быть превращено в союзника пролетариата, так как посредством его укрепляется экономическая мощь крупной промышленности. Возникает 'союз против элементов мелкого производства'. При этом, разумеется, должно быть, с другой стороны, решительно подавлено естественное стремление