— Что у вас, Блок? — спросила она. — Даже третий том? Хотите погадаю.
— Давайте. У Жуковского получилось «Познал я глас иных желаний».
— Ах, вы театрал. Это в булгаковских «Последних днях». Небогатая пьеса. Вам действительно МХАТ нравится?
— А то нет!
— Старье, — сморщилась девчонка, но, похоже, не задавалась. Вышло это у нее очень обыкновенно. — Ну, называйте страницу.
— Сто пятьдесят четвертая, восьмая строка.
— Снизу? Вы опасный человек. Вот читайте. — Она отдавила ногтем строчку. Ногти были аккуратно острижены, но без лака. Вышло: «Стала слезы платком вытирать».
— И вам попробовать? — спросил я.
— Валяйте, — засмеялась она. Была очень естественная, совершенно простая девчонка. — Ну, скажем, сто девяностая, четвертая строка, пусть будет сверху.
— Что ж, в самую точку, — выпалил я.
— Спасибо, — сочинила она гримаску, но вполне милую. — Приятно поговорить с воспитанным человеком. Но все-таки из МХАТа песок сыпется.
— Плакали ваши билеты, — сказал я «молодой и красивой».
— Жалко, — кивнула она.
— Мне тоже, — покраснел я. Очень здорово было с ней разговаривать. Не надо было подлаживаться и черт-те чего из себя строить. Кто его знает, может, если б Марго не явилась, я бы второго билета не продал.
— Давно ждешь? — спросила она. — Что это у тебя?
— Блок. Тебе на память.
— Брось. Ты мне уже дарил Есенина. А его кто-то увел.
— Бери, — сказал я. — Классный поэт.
— Вот видишь, тебе нравится, а даришь.
— Потому и дарю. А что думаешь: бери, боже, что нам негоже?..
— Чудной ты парень, — сказала Марго. — Но очень милый. Спасибо. Никому не буду давать, буду читать на ночь и прятать под подушку. — Она взяла меня под руку и мы вошли в предбанник, где кассы. Там я снова увидел свою театралку.
— Желаю удачи, — кивнул ей.
— Кто такая? — спросила Марго.
— Твоя врагиня. Говорит, Ливанова и весь МХАТ пора на мыло.
— У, мымра! — прошипела Ритка.