появлялись какие-то незнакомые люди и, проснувшись, он отчетливо помнил их и все, что они говорили и делали. Было еще одно видение. Он находился на горе. Перед ним, будто гигантская карта, простиралась земля. Пустынная земля, над которой мягко мерцали звезды. Рядом с ним был человек… нет, не человек, а ТЕНЬ человека. И даже не тень, а будто фотонегатив, темный контур какого-то мужчины. Контур шептал:

— ВСЕ, ЧТО ТЫ ВИДИШЬ, БУДЕТ ТВОИМ, ЕСЛИ ТЫ СТАНЕШЬ НА КОЛЕНИ И ПОКЛОНИШЬСЯ МНЕ.

Ник отрицательно качал головой, пытаясь отступить назад, боясь, что его странный собеседник столкнет его с обрыва.

— ПОЧЕМУ ТЫ НИЧЕГО НЕ ОТВЕЧАЕШЬ? ПОЧЕМУ ТОЛЬКО КАЧАЕШЬ ГОЛОВОЙ?

Во сне Ник сделал жест, который ему так часто приходилось делать в жизни — он приложил палец к губам, затем рукой сделал движение, будто перерезающее горло… и вдруг услышал свой собственный голос, чистый и звонкий:

— Я не могу говорить. Я немой.

— НЕТ, МОЖЕШЬ. ЕСЛИ ЗАХОЧЕШЬ — ОБЯЗАТЕЛЬНО СМОЖЕШЬ.

Ник попытался коснуться контура рукой, а страх мгновенно перерос в бурное восхищение. Но плечо человека было холодным, как лед, и Ник отдернул руку. И тут до него дошло. Он слышал: голос человека, свист ветра, чириканье птиц. Он слышал ЗВУКИ. И это было прекрасно. Потрясенный, Ник сжал горло рукой и замер, вслушиваясь в открывшийся ему по-новому мир.

Темный человек повернулся к нему, и Ник испугался до полусмерти. Ему еще никогда не приходилось видеть ничего подобного.

— …ЕСЛИ ТЫ СТАНЕШЬ НА КОЛЕНИ И ПОКЛОНИШЬСЯ МНЕ.

И Ник закрыл лицо руками, потому что ему действительно захотелось обладать всем, что показал ему в горы человек-тень: городами, женщинами, богатством, властью. Но еще больше он хотел слышать пение птиц, тикание часов в пустом доме и шуршащий звук дождя.

Но он сказал НЕТ, и холод пронизал его до основания, и он полетел вниз, беззвучно крича от страха, сквозь звуки и запахи, в бездонную, пропасть, где главным запахом был запах…

…ЗЕРНА?

Да, зерна. И это был уже новый сон, естественное продолжение предыдущего, с едва заметной границей, разделяющей их. Он лежал посреди пшеничного поля, а вокруг пахло зерном, и теплой землей, и коровьим навозом. Он встал на ноги и пошел вокруг. Вот запел жаворонок… зашелестели потревоженные ветерком колосья… и что-то еще зазвучало вокруг.

Музыка?

Да — это напоминало музыку. И он подумал во сне: «Наверное, так это называется». Музыка лилась откуда-то спереди, и он пошел на ее звук. Ему хотелось знать, какой инструмент способен издавать столь приятные звуки — пианино, рожок, виолончель или что-то еще.

Ноздри щекотали жаркие ароматы лета, а над головой в изумительно синем небе сияло солнце. И еще он слышал голос, напевающий что-то в такт музыке.

Я ПРИДУ В САД НА ЗАРЕ, ПОКА НЕ ВЫСОХЛА РОСА НА ЦВЕТАХ, И УСЛЫШУ ТАМ ВЕЩИЙ ГОЛОС, ГОЛОС БОГА…ИЛИ СЫНА БОЖЬЕГО… И ОН ПОДОЙДЕТ КО МНЕ И СКАЖЕТ МНЕ, СКАЖЕТ, ЧТО Я ПРИНАДЛЕЖУ ЕМУ, И МЫ СОЛЬЕМСЯ С НИМ С ЕДИНОЕ ЦЕЛОЕ, КОТОРОЕ НИКОМУ… НЕ ДАНО… РАЗЪЕДИНИТЬ.

Ник побежал на звук, и его глазам предстало удивительное зрелище. Под зеленой яблоней, усыпанной налитыми яблоками, стоял дом. На его крыльце сидела женщина, — наверное, самая старая женщина Америки, негритянка с совершенно седыми волосами. В руках она держала какой-то предмет, который, как почему-то безошибочно понял Ник, был гитарой. Ему никогда не приходилось слышать звуки гитары, и теперь он нашел их очень приятными и мелодичными. Пораженный, он замер, мечтая, чтобы музыка не прекращалась как можно дольше.

Женщина запела вновь, аккомпанируя сама себе.

ГОСПОДИ, ПРИДИ КО МНЕ! ГОСПОДИ, СПАСИ МОЮ ДУШУ! ГОСПОДИ, ПОМОГИ И НАСТАВЬ НА ПУТЬ ИСТИННЫЙ! Я ЗНАЮ… ВРЕМЯ ПРИШЛО… ЗНАЮ — ВРЕМЯ ПРИШЛО… ВРЕМЯ ПРИШЛО!..

МАЛЬЧИК, ПОЧЕМУ ТЫ СТОИШЬ НА МЕСТЕ, КАК ПРИШИТЫЙ?

Она осторожно, будто ребенка, отложила гитару и жестом подозвала Ника. Тот приблизился. Он сказал, что хочет еще послушать, как она поет. Что ее пение очень нравится ему.

ЧТО Ж, ПЕНИЕ — БОГОУГОДНОЕ ДЕЛО. Я ПОЮ ПОЧТИ ЦЕЛЫЙ ДЕНЬ… ТАК КАК ТЫ РЕШИЛ С ЭТИМ ЧЕРНОКОЖИМ ЧЕЛОВЕКОМ?

ОН ПУГАЕТ МЕНЯ. Я БОЮСЬ…

МАЛЬЧИК, ВСЕ ДЕЛО В ТОМ, ЧТО ТЕБЕ ХОЧЕТСЯ БОЯТЬСЯ ЕГО. МОЖНО ИСПУГАТЬСЯ ДАЖЕ ШЕЛЕСТА ЛИСТВЫ, ЕСЛИ НАСТРОИТЬСЯ НА СТРАХ. ВСЕ МЫ, ХВАЛА ГОСПОДУ, СМЕРТНЫ.

НО КАК СКАЗАТЬ ЕМУ — НЕТ? КАК СКАЗАТЬ…

А КАК ТЫ ДЫШИШЬ? КАК ВИДИШЬ СНЫ? НИКТО ЭТОГО НЕ ЗНАЕТ. НО ТЫ МОЖЕШЬ ПРИХОДИТЬ КО МНЕ. В ЛЮБОЕ ВРЕМЯ. МАТУШКА АБИГАЙЛЬ, ВОТ КАК ЗОВУТ МЕНЯ. НАВЕРНОЕ, Я САМАЯ СТАРАЯ ЖЕНЩИНА В ЭТИХ КРАЯХ, НО ВСЕ ЕЩЕ НАХОЖУСЬ В ЗДРАВОМ УМЕ. ПРИХОДИ В ЛЮБОЕ ВРЕМЯ, МАЛЬЧИК И ПРИВОДИ СВОИХ ДРУЗЕЙ.

НО КАК ЖЕ МНЕ ИЗБАВИТЬСЯ ОТ ЭТОГО?

НИКТО ЭТОГО НЕ МОЖЕТ, МОЙ МАЛЬЧИК. НАДЕЙСЯ НА ЛУЧШЕЕ И ПРИХОДИ К МАТУШКЕ АБИГАЙЛЬ, КОГДА ЗАХОЧЕШЬ. Я ВСЕГДА БУДУ ЗДЕСЬ, НА ЭТОМ САМОМ МЕСТЕ. ПРИХОДИ, МОЙ МАЛЬЧИК. Я ВСЕГДА…

…ЗДЕСЬ, НА ЭТОМ САМОМ МЕСТЕ…

Он проснулся и, затаив дыхание, ждал, пока солнечный свет и запахи реальной жизни вытеснят и пшеничное поле, и матушку Абигайль.

Итак, он находился в Шойо, штат Арканзас; его зовут Ник Андрос, и он никогда не мог ни говорить, ни слышать звук гитары… но он все еще жив. Он сел, свесив вниз ноги, и осмотрел рану. Опухоль спала. Боль почти утихла. Я выздоравливаю, с облегчением подумал Ник. Мне кажется, что со мной все будет в порядке.

Тяжело встав, он доковылял до окна. Нога нуждалась в физической нагрузке. Он смотрел из окна на безмолвный город, который уже был не Шойо, а только контуром Шойо, и понимал, что должен сегодня покинуть этот город. Пока он слишком слаб, чтобы уйти далеко, но нудно когда-нибудь начинать.

Куда пойти? Что ж, кажется, он знает, куда. Сны — это сны, но для начала, решил Ник, он пойдет на северо-запад. В Небраску. Почему-то это показалось ему наиболее правильным.

Днем 4 июля Ник покинул город. Утром он собрал рюкзак, положив туда несколько ампул пенициллина, на случай, если ему вдруг станет хуже, и кое-какие вещи. Еще он захватил немного еды и патроны к пистолету шефа. Пройдя по улицам, он заглядывал в каждый гараж, пока не нашел то, что хотел: десятискоростной мотоцикл, вполне отвечающий требованиям Ника. Он сделал пробную поездку из города и направился на запад, а за ним неотступно следовала его темная тень.

В десяти милях от Шойо он решил сделать привал. К закату 4 июля ему удалось достичь Оклахомы. Эту ночь он провел в заброшенном фермерском доме, на сеновале, лежа на спине и глядя в небо. Падали звезды, заливая землю холодным светом. Ник думал о том, что до сих пор не видел ничего прекраснее. Он лежал и радовался тому, что жив.

Ларри проснулся в четверть девятого от громкого щебета птиц. С каждым днем, с тех пор, как они покинули Нью-Йорк, этот щебет становился все громче, а воздух все чище. Даже Рита заметила это. Ларри постоянно думал, что все идет как нельзя лучше.

Лежа в спальном мешке, в небольшой двухместной палатке, которую он и раздобыл в Пассаике, Ларри вспоминал, как в молодости его вместе с двумя-тремя ребятами пригласил в небольшое путешествие