Цу Чао вздрогнул. Все идет не так, как надо.
И главное, где же Нездешний?
Трижды Цу Чао высылал свой дух на его поиски и трижды потерпел неудачу. «Но нынче ночью все будет иначе, – пообещал он себе. – Праздник середины зимы и сопутствующее ему большое жертвоприношение. Сила вольется в меня, Хаос меня благословит. Тогда уж я не попрошу, а потребую смерти Кеса-хана. Завтра умрет вентрийский король, и Черные Братья возглавят как его, так и дренайское войско. Покойный Гален – не единственный преданный рыцарь. Астен тоже умрет, умрет и император.
И три империи сольются в одну.
Не будет больше ни королей, ни императоров. Завладев кристаллом, я стану Божественным Цу Чао, Властелином Мира, Царем Царей».
Успокоенный этой мыслью, он посмотрел на воинов, вышагивающих вдоль гребня стены. «Сильные, верные люди. Я в безопасности», – повторил он снова.
Тут он увидел, что солдат в левой сторожевой башне сидит лицом к саду. «Спит», – с раздражением подумал Цу Чао. Он передал солдату мысленную команду, но тот даже не шелохнулся. Чародей мысленно же вызвал Касту, начальника стражи.
– Да, господин, – откликнулся тот.
– Часовой на восточной башне. Пусть его сведут во двор и высекут. Он спит.
– Слушаюсь, господин.
В безопасности! О какой безопасности может идти речь, если его охраняют подобные разгильдяи?
– Каста!
– Да, господин.
– После порки перережь ему горло. – Цу Чао повернулся на каблуках и удалился в свои покои. От хорошего настроения не осталось и следа. Ему хотелось выпить вина, но он сдержался. Ночное жертвоприношение должно пройти без единой ошибки. Он представил себе Карнака в цепях, кривой жертвенный нож, медленно входящий в грудь дреная, и его настроение немного улучшилось.
«Последний день я кому-то служу, – подумал он. – К рассвету завтрашнего дня я стану повелителем трех империй.
Впрочем, нет, надо еще получить кристалл. Лишь тогда я обрету бессмертие. Лишь тогда перестану быть калекой». Цу Чао стиснул зубы, припомнив жаркий огонь и маленький острый кинжал в руке Кеса-хана. Ненависть захлестнула его, и стыд кислотой обжег горло.
– Ты увидишь, как гибнет твой народ, Кеса-хан, – прошипел он. – Все до единого – мужчины, женщины и дети. И ты будешь знать, кто отдал такой приказ. Такова расплата за то, что ты отнял у меня!
Он вспомнил жгучую боль и месяцы последовавших за этим страданий. Но кристалл все исправит. В третьей книге рассказывается, как в палату внесли рыцаря, которому отрезало руку лучевым оружием. Его уложили на кровать, подвергли действию кристалла, и через два дня из культи отросла новая рука.
Более того, в четвертой книге говорится, как с помощью кристалла омолаживались стареющие вожди Древних. У Цу Чао пересохло в горле, и он все-таки позволил себе маленький кубок вина.
– Господин! Господин! – раздался у него в голове полный страха голос Касты.
– В чем дело?
– Часовой мертв, господин! В сердце у него торчит арбалетная стрела. А на башне остался след от железного крюка.
– Он здесь! – завопил вслух Цу Чао. – Нездешний здесь!
– Я не слышу вас, господин.
Цу Чао взял себя в руки.
– Убери людей со стены. Обыщите сад. Найдите этого убийцу!
Пропитанный маслом факел бросал пляшущие тени на искривленные стены лестничного колодца, и черный дым ел ноздри сходящего вниз Ангела. Никогда еще он не испытывал такого страха. Это был страх смерти. Не своей, с ней он смирился. Но он с возрастающим ужасом представлял себе Мириэль, ее истерзанное чудовищем юное тело и мертвые невидящие глаза, глядящие вверх.
Ангел проглотил комок и двинулся дальше. Он не мог позволить себе красться медленно и осторожно и громыхал по ступенькам вовсю. Дардалион сказал, что Кристальная Палата находится в шестом этаже подземелья, но чудовище могло затаиться где угодно. Ангел сплюнул, тщетно стараясь увлажнить сухой рот, и стал молиться любому богу, который слышит его – богу света, тьмы или тени, все равно:
«Сохрани ей жизнь!
Возьми взамен меня. Я уже прожил жизнь, хорошую жизнь». Ангел оступился, стукнулся о стену, и посыпавшиеся с факела искры обожгли его голую руку.
– Осторожней, ты, болван! – сказал он себе, и слова эхом отдались в тихих коридорах.
«Куда теперь?» – подумал он, когда лестница привела его в обширный пустой зал. От панелей на стенах шел тусклый свет. Он огляделся. Все здесь было из металла – стены, пол и потолок. Металл, блестящий и не тронутый ржавчиной, вздулся и потрескался, словно был не прочнее гнилого тряпья.
Ангел содрогнулся. Все мышцы у него ныли от сырости и холода. Экодас не зря обратил внимание на то, как устал Ангел, – теперь эта усталость сказывалась. Члены точно свинцом налились, и силы таяли. Он подумал о Мириэль, вздохнул полной грудью и зашагал дальше.
Впереди показалась высокая арка, и он прошел под нее с поднятым мечом. Позади раздался шорох, он взмахнул клинком и в последний момент отвел его, едва не задев мальчика в его же собственном зеленом плаще.
– Ядра Шемака, парень! Я чуть не убил тебя!
Мальчик отпрянул, губы его дрожали, глаза расширились от страха. Ангел спрятал меч и заставил себя улыбнуться.
– Выходит, ты увязался за мной, да? – сказал он, притянув ребенка к себе. – Ну ладно, ничего страшного не случилось. На вот, держи факел. – Огонь был, собственно, больше не нужен – панели давали достаточно света. За аркой стояли железные кровати со сгнившими тюфяками. Ангел снова достал меч и вместе с мальчиком вышел в коридор, ища лестницу.
Несмотря на опасность, он был рад мальчику. Тишина и бесконечные коридоры вселяли в него тревогу.
– Не отставай, – шепнул он парнишке. – Старина Ангел присмотрит за тобой.
Мальчик не понял его, однако кивнул и расплылся в улыбке.
– Ты имеешь хоть какое-то понятие, где мы находимся? – спросил Сента Экодаса, когда тот свернул за очередной угол в лабиринте коридоров на седьмом этаже подземелья.
– Думаю, уже недалеко, – ответил Экодас, призрачно-бледный в тусклом желтом свете. Сента заметил, что он весь в поту.
– Ты здоров ли, священник?
– Я чувствую кристалл. Меня тошнит от его близости.
– С тобой я всегда попадаю в какие-то таинственные места, – сказал Сента, обнимая Мириэль и целуя ее в щеку. – Вулканические пещеры, заколдованные замки, а теперь вот темное подземелье в ста милях от божьего света.
– Всего в трехстах футах, – поправил Экодас.
– Это поэтическая фигура.
– Ты мог бы и не ходить с нами, – смеясь, упрекнула Мириэль.
– Как?! И пропустить все это? – с насмешливым негодованием вскричал он. – Кто же откажется от прогулки в темноте с красивой женщиной?
– И со священником, – заметила она.
– Да, вот он, пожалуй, лишний.
– Тише! – прошипел Экодас.
Искренне удивленный Сента хотел уже сделать ему выговор, но заметил, что Экодас прислушивается, вглядываясь сощуренными глазами в конец коридора.
– Что там такое? – шепотом спросила Мириэль.
– Мне показалось, будто я слышу чье-то дыхание. Померещилось, наверное.
– Вряд ли здесь есть что-то живое, – сказала Мириэль, – чем тут питаться?
