Сента, прыгнув вперед, ткнул мечом в горло первому из врагов. Мириэль бросила лук и ухватилась за веревку, накинутую на первый ствол.
– Помогите мне! – крикнула она, и трое ближних воинов бросились к ней. Вместе им удалось сдвинуть ствол с лезущими готирами на фут вправо. Бревно, потеряв равновесие, заскрипело и рухнуло. Один готир прыгнул все же на стену, но не удержался и с воплем свалился в долину. Падающее бревно врезалось в другой ствол и на миг остановилось, но тут же поехало вбок вместе с ним.
– Отпустите веревку! – крикнула Мириэль. Веревка, взвившись вверх, хлестнула по стене, точно кнут. Падающие лестницы увлекли за собой третью. Мириэль кинулась вдоль стены к Сенте. – Лестницы стоят почти вплотную, – сообщила она. – Если свалишь одну, упадут все три, а то и четыре.
Он взглянул в сторону, куда она указывала, и кивнул. Предоставив на время надирам отражать врага, он взял одну из приготовленных веревок, накинул на ствол и стал тянуть. Ствол не сдвинулся с места, Мириэль присоединилась к Сенте, но тоже без успеха. Ангел, видя это, послал к ним четырех человек.
Один из готиров, взобравшись наверх, бросился на Сенту. Тот заметил опасность слишком поздно, но успел бросить веревку и пнуть врага в колено. Готир упал, и Сента рубанул мечом ему по шлему. Солдат попытался встать. Сента двинул его плечом и сбросил во двор.
Мириэль и остальные продолжали тянуть лестницу, но она застряла между двумя зубцами стены. Ангел подобрал чей-то топор, нырнул под веревку и нанес сокрушительный удар по искрошенному камню. После трех ударов гранитный зубец закачался. Ангел пнул его ногой, и камень рухнул вниз. Бревно, грохнувшись о соседний зубец, переломилось.
Всех тянувших веревку отбросило назад, Мириэль смело со стены. Видя, что она падает, Ангел ухватился за веревку. Она содрала ему кожу с пальцев, а падающая Мириэль подтащила его к самому краю. Но он все держал, не обращая внимания на боль и опасность падения. Его уже тянуло вниз, но надирский воин навалился на него, а подоспевший Сента ухватил его за ноги.
Мириэль болталась в пятнадцати футах от гребня стены. Когда веревка перестала скользить, она вскарабкалась вверх, перекинула ногу через парапет, и надир втянул ее на стену. Ангел поднялся на ноги. Ладони его были изодраны в кровь.
Сброшенная лестница повалила семь других, убив больше сотни солдат. Боясь, как бы их не постигла та же участь, оставшиеся готиры слезли вниз и отступили за пределы выстрела. Ликующие надиры сбросили наземь оставшиеся стволы. Субай, бросив свой резерв, взбежал на стену, повернулся к врагу спиной, спустил штаны и обнажил зад. Надиры взвыли от восторга.
Орса-хан, высокий полукровка, поднял меч над головой и стал выкрикивать какие-то слова. Защитники подхватили их, посылая свой громовой клич недоумевающим готирам.
– Что они кричат? – спросил Ангел.
– Это конец боевой песни Волков, – сказал Сента. – В стихах я перевести не сумею, но примерно это звучит так:
Мы надиры,
Вечно юные,
Сталью пытаны,
Победители.
– Никто их особо сталью не испытывал, – заметил Ангел.
– Поэт он и есть поэт, – засмеялся Сента. – Ступай перевяжи себе руки, ты все закапал кровью.
18
Быстрое течение лет и сопутствующий этому упадок сил бесконечно раздражали Кеса-хана. Он с юности занимался тайными науками – учился повелевать демонами и странствовать по туманным тропам, ведущим в прошлое и будущее. Но тогда, будучи молодым и полным сил, он еще недостаточно отточил свое мастерство, чтобы осуществить все это, – теперь же, когда все ему доступно, ветхое тело отказывается ему служить.
Да, жизнь – подлая штука, признавал Кеса-хан, невольно усмехаясь над тщетой существования.
Он разворошил огонь в своей жаровне, стоявшей на каменном полу в верхней комнате замковой башни. Потом взял из глиняного горшочка, поставленного заодно с прочими драгоценными сосудами вокруг огня, щепотку зеленого порошка и бросил в пламя. Перед ним возник Нездешний, входящий в городские ворота Гульготира. Он был одет, как сатулийский торговец – в серый шерстяной балахон и бурнус, перевязанный косичкой из черного конского волоса. На себе он тащил огромнейший тюк и шаркал ногами, точно скрюченный ревматизмом старик. Кеса-хан улыбнулся.
– Цу Чао ты не проведешь, но никто другой тебя не узнает, – сказал он. Картина померкла раньше времени, и Кеса-хан, тихонько выругавшись, подумал о кристалле, лежащем на золотом полу под замком. «С ним ты опять помолодеешь, – сказал он себе, – и проживешь еще много столетий, помогая Собирателю». – Полно, – сказал он вслух. – Будь это так, разве не увидел бы ты себя в одном из будущих? Не обманывай себя, старик. Смерть близка. Ты сделал все, что мог, для будущности своего народа, и тебе не о чем жалеть.
– Не многие могут сказать о себе такое, – раздался голос Дардалиона.
– Не многие живут ради одной-единственной цели, как жил я.
Дардалион стоял на пороге.
– Входи, священник. Тут сквозняк, а мои кости уже не столь молоды.
В комнате не было мебели, и Дардалион, поджав ноги, сел на коврик.
– Чему я обязан этим удовольствием? – спросил старый шаман.
– Ты непростой человек, Кеса-хан, и мне недостает твоей хитрости. Но и у меня есть кое-какая власть. После нашего последнего разговора я тоже совершил путешествие по туманным тропам и видел твоего Собирателя.
– Только одного? – злобно блеснул глазами шаман. – Их ведь сотни.
– Не сотни – тысячи. Целая паутина возможных будущих. Но я рассматривал далеко не все вероятности. Я шел по тропе, ведущей от Кар-Барзака и от ребенка, зачатого здесь. Это девочка – прекрасная девушка, которая станет женой молодого вождя. Их сын будет могуч, а внук – еще могущественнее.
Кеса-хан вздрогнул.
– Ты постиг все это за один-единственный день? У меня на это ушло пятьдесят лет.
– На этот срок ты и сократил мне путь.
– Что еще ты видел?
– Что именно ты хочешь знать?
Кеса-хан молча прикусил губу.
– Я и так все знаю, – солгал он наконец. – Ничего нового ты мне не скажешь. Нашел ты Нездешнего?
– Да. Он вошел в Гульготир переодетым. Двое моих монахов ограждают его, чтобы его не смогли обнаружить.
Кеса-хан кивнул.
– Подходит срок, когда нужно будет отправиться за кристаллом, – сказал он, глядя в огонь.
– Его надо уничтожить.
– Как скажешь. Ты должен будешь послать одного из своих людей – священника, невосприимчивого к чарам кристалла. Есть у тебя такой?
– Кристалл чем-то опасен для него?
– Да. Даже спящий, кристалл излучает силу, дурманящую человека, как крепкое вино. Человек, которого ты пошлешь, должен держать в крепкой узде свои… ну, скажем, страсти. Любая его слабость увеличится там стократ. Надиров я туда посылать не стану.
– Ты сам знаешь, у меня есть только один человек, способный противостоять подобному злу. – Дардалион подался поближе к шаману. – Но скажи мне, Кеса-хан, что еще находится там, внизу?
– Ты такой мастер, почему бы тебе не узнать самому? – не сдержав усмешки, ответил старик.
– В подземелье дух проникнуть не может. Этому препятствует некая сила, во много крат превышающая все, с чем я сталкивался раньше. Но тебе, старик, известно очень многое. Я не прошу твоей благодарности и не нуждаюсь в ней, мы пришли сюда не ради тебя. Все, чего я прошу, – это немного честности.
– Ты можешь просить о чем угодно, дренай, но я ничего тебе не должен. Если тебе нужен кристалл,