голосуем за то, чтобы его и оставить. Оно вполне подходящее. Я готов произнести заключительную речь.

Судья кивнула. Возможно, подумал Мэнни, она перебирает в уме список текущих слушаний.

Феримонд поспешно заговорил, брызжа слюной:

— Ваша честь, это же просто смешно! Мы не готовы к заключительному слову. Мы полагали, что защита выставит свою версию!

— Это их право, советник.

— Но наша заключительная речь еще не подготовлена.

— Тогда вы можете взять отсрочку после речи мистера Суареса. — Губы Феримонда беззвучно шевелились. Рэкхем вздохнула: — Мистер Феримонд, пожалуйста, садитесь. Мистер Суарес, вы можете продолжать.

— Могу ли я обратиться к присяжным?

— Разрешаю.

Мэнни легко скользнул к скамье заседателей, качая головой:

— На протяжении тысячи лет присяжные играли роль решающего органа, определяющего достоверность свидетельских показаний. Каждый знает, что есть на свете великолепные лжецы, и ни один человек в мире не является совершенным знатоком человеческой натуры. Мы верим, что двенадцать граждан, пользуясь своим разумом и работая вместе, смогут отделить ложь от правды.

Теперь же несколько толковых инженеров создали нанобот, который, по их словам, может заменить вас в этом важном деле. Они заявляют, что свидетель, подвергшийся процедуре полной правды, не забывает, не лжет и каждое его слово — истина. Они заставляют бездушные механизмы указывать вам, чему верить.

Но это не тот порядок, по которому работает наша система. Именно вы, присяжные, по-прежнему определяете, говорит ли свидетель правду. Ни я, ни мистер Феримонд, ни даже судья не могут вам приказывать. Тем более кучка наноботов. Даже те, кто безоговорочно верит в процедуру полной правды, допускают возможность сбоя. Уверен, что здравый смысл подскажет вам наличие ошибки.

Возможно, у меня действительно зеленая кожа и шевелящиеся красные антенки, по крайней мере были в январе. Возможно, миссис Моралес, замужняя женщина, мать двоих детей, действительно приходила в дом мистера Альторена, оголив грудь и хлопая белыми ангельскими крылышками. Если вы этому верите, тогда вы также должны поверить другим показаниям мистера Альторена и признать Тину Бельтран виновной в преступной деятельности, в которой ее обвиняют. В ином случае вы поймете, что мистер Феримонд и «Всемирный холдинг» не в состоянии доказать свою версию.

Мэнни опустился на место. Это было самое короткое заключительное слово во всей его практике.

На следующее утро Феримонд произнес свою заключительную речь, которая, по мнению Мэнни, оказалась тактической ошибкой.

Советник истца полностью сосредоточился на показаниях Альторена во время первоначального опроса, на подробностях его разговора с Тиной Бельтран и как эти факты доказывают нелегальную тайную деятельность, запрещенную АПЗИС. Он не касался показаний Альторена, данных во время перекрестного допроса, и вел себя так, словно этот опрос вообще не проводился.

Напутствие судьи, конечно, склоняло присяжных в пользу «Всемирного», и Мэнни приходилось надоедливо оспаривать чуть ли не каждое слово. Если он проиграет, Бельтран вправе подать на него в суд за некомпетентность.

Но присяжные отсутствовали меньше получаса и вынесли решение в пользу ответчика. Мэнни тут же поднялся спросить о предусмотренном законом адвокатском гонораре.

После взволнованных объятий Тины Бельтран, вернувшись с Эльзой в свою контору, на этот раз в головокружительно солнечный день, Мэнни вытащил именной чек из кармана куртки.

— Премия за три месяца, — сказал он.

Эльза взглянула на бумажку, не прикасаясь к ней.

— Четыре, — заявила она.

— Чего?

— За четыре месяца. Ты обещал больше.

— Я думал, ты хотела получить за два.

— Это было до того, как я увидела шрамы.

— Какие?

— Шрамы на спине. Цукер обещал, что от них не останется и следа, но они есть — по одному с каждой стороны.

— Очень жаль.

— Надо думать! По сути, это дело — практически сексуальное преследование. Но просто оплати пластическую операцию, и будем квиты. Я сама подумываю подать на него в суд за профессиональную несостоятельность. Черт бы побрал эти проклятые перья!..