Иосаф подошел и встал перед наемником.

– Клянешься ли ты перед лицом Господа нашего, что сказал правду? – спросил звучным голосом.

– Клянусь! – подтвердил Конрад, перекрестился и поцеловал крест.

Довмонт глянул на Казимира. Литвин был бледен, нижняя челюсть дрожала. Можно не спрашивать.

– В поруб его! – велел Довмонт. – До суда веча!

В сенях стало тихо. Князь Плескова волен в своем суде, но к смерти приговаривает только вече. Казимир побледнел и растерянно глянул на Довмонта. Подскочившие кметы сняли с него пояс с кинжалом, завернули руки за спину.

– Господин! – взмолился Казимир по-литовски. – Пощади! Я все расскажу!..

Довмонт не отозвался. Князя мучил стыд. Голова седая, а не распознал предателя… Будут за глаза злословить! В лицо сказать не посмеют, побоятся, а за спиной шепнут… Из-за Казимира другим перебежчикам не станет веры. У ливонского ордена два смертельных врага – Литва и Русь. Потому вытолкнутые родовой распрей литвины бегут на Русь, обоснованно рассчитывая на приют. Больше не приютят. Теперь всякий знает: литвин служил ордену. Казимира не забудут. По смерти Довмонта вече призовет в Плесков русского князя. Сыновьям не получить города…

Казимира увели. Довмонт сделал знак Евпраксии подойти.

– Хотел дать тебе доброго мужа, а вышло – погубил отца, – сказал сокрушенно. – Прощаешь ли ты меня?

– Прощаю! – сказала княжна тихо. – Ибо не ведал ты, что творил.

– Тогда слушай мою волю! Сумела отбить Сборск, сумей и сохранить! Будешь в нем посадницей! (В сенях зашумели…) До Рождества. За это время найди себе доброго мужа. Раз я не сумел, ищи сама. Выберешь доброго воина, сделаю посадником. Выберешь тихого, дам приданое и дом в Плескове! Захочешь уехать в другие земли – препятствовать не буду. Сгода?

– Спаси тебя Бог, княже! – сказала Евпраксия.

Довмонт встал и обнял ее.

– Бог не дал Андрею сына, но дочку послал боевую, – шепнул в ухо. – За Давыда моего пойдешь?

– Избрала уже! – ответила княжна.

– Тогда зови на свадьбу! – улыбнулся Довмонт. – Посаженым отцом, – он отпустил княжну и подозвал немца. – Видел вас в поле, – сказал, разглядывая наемника, – крепко стоите! Будешь сражаться за Русь?

– Кондотьер решать! – ответил Конрад.

– Какой с ним уговор?

– Служить до Рождества Богородицы.

– Что так мало? У Богдана нет серебра?

– Он не давать нам серебро, велеть отслужить свой выкуп.

Довмонт мгновение смотрел изумленно, а затем захохотал. Собрание поддержало. Громкий смех прокатился по сеням и замер в переходах.

– Сколько живу, не слышал, чтоб наемники служили за выкуп! – сказал Довмонт. – Ай да Богдан! Слушай меня, Конрад! Если кондотьер не захочет ряд продлить, приходи в Плесков! Сговоримся!

Конрад поклонился.

– Суд окончен! – объявил Довмонт и кивнул вечевому дьяку: – Запиши!

– Погоди, княже!

Довмонт удивленно посмотрел на Иосафа. Игумен выступил вперед.

– Ты осудил клятвопреступника и убийцу по делам его, – сказал игумен, – однако оставил без разбора обвинение в колдовстве.

– Казимир восклепал на княжну!

– Клятвопреступнику веры нет, – согласился Иосаф, – но отец Пафнутий из Сборска донес мне о скверне. Чтоб вернуть город, княжна вошла в сговор с волхвом по имени Богдан. Это его ты только что хвалил. Волхв прилетел на громадной птице, плюющейся огнем и поражающей люд клекотом. Птица убила кметов Казимира на стенах города и плюнула в ворота. Те растворились, княжна с кметами ворвалась в Сборск и захватила его. Княжна вправе мстить за смерть отца и прогнать из города клятвопреступника, но звать на помощь чародея – преступление перед Богом!

Довмонт хмуро глянул на Евпраксию. Та смешалась.

– Дозволь мне, княже! – Богданов выступил вперед. – Если владыко обвиняет меня в чародействе, мне и отвечать. Так?

Довмонт посмотрел на Иосафа, тот кивнул.

– Вот! – Богдан вытащил из-за ворота медный крест на шнурке. – Разве чародеи носят кресты?

– Слуги дьявола хитры! – возразил игумен. – Некоторые, особо сильные, могут носить кресты и выдавать себя за христиан. Другие и в церковь Божью ходят, а дома волхвуют.

– А с чего ты взял, что я волхв?

– Ты летаешь на птице! Разве это не от дьявола?

– Отец Пафнутий спрашивал меня о том. Не доносил он тебе мой ответ?

Иосаф покачал головой.

– Повторю, что ему сказал. Глянь в окно, владыка! У пристани стоят корабли. Человек не может плавать как рыба, но плавает! Разве те, кто это делает, чародеи? Или волхвы?

– Эти корабли делали люди. Они неживые.

– Моя птица такая же. Из дерева, железа и полотна. Можешь сам убедиться – мы привезли ее! Она за городом спрятана, чтоб не будоражить люд. Хочешь глянуть?

– Седлать коней! – поспешно велел Довмонт.

Когда кавалькада из нескольких десятков всадников прибыла на берег реки Великой, то увидела наемников, охранявших копну сена. Эту «копну» доставили к Плескову уже привычным путем – на плоту. По знаку Богдана солдаты раскидали сено, взору князя и свиты предстала птица с двойными крыльями. Вздох удивления прошелестел в окружении князя. Богдан спрыгнул с коня и подошел к самолету.

– Гляди, владыка, дерево! – он похлопал по фюзеляжу. – Полотно! – он коснулся крыльев. – Железо! – Богдан взялся за цилиндр мотора.

Довмонт слез с коня, подошел. Осторожно коснулся ладонью крыла, затем двинулся вдоль самолета, трогая и щупая. Следом, как по команде, устремилась свита. От напора любопытных рук «По-2» закачался, но устоял. Лейтенант бдительно следил, чтоб от самолета ничего не оторвали. Обошлось. Никто не заглянул под фюзеляж, где на направляющей висел последний «эрэс». Бомбы Богданов решил не брать, а вот «эрэс» захватил – на всякий случай.

– Как она плевалась огнем? – спросил Иосаф.

Лейтенант снял «ДТ» и дернул за рукоятку перезаряжания – на траву упал патрон. Отдав пулемет подбежавшей Ане, лейтенант поднатужился и вывернул пулю из гильзы. Аня поднесла глиняную плошку, лейтенант высыпал порох на дно. Повинуясь знаку, кмет Данилы поднес тлеющий трут. Богдан кинул его в плошку. Порох пыхнул ослепительным пламенем.

– Смертные зелья бывают разными! – сказал Богдан. – Одни надо выпить, другие засунуть в железную палку и поджечь. Вот и огненный плевок. Эту птицу делали люди.

– Немцы? – спросил Довмонт.

– Русские!

– Далеко?

– За горой Уралом.

– Не ведаю такую! – сказал Довмонт. – Далеко Русь разбрелась.

– Как она летает? – встрял Иосаф.

– Покажу! Не хочешь со мной?

К удивлению лейтенанта, игумен кивнул. Богданов помог ему забраться в кабину штурмана (под рясой Иосафа оказались обыкновенные порты, заправленные в стоптанные сапоги), пристегнул ремнями. Попросив ничего в кабине не трогать, лейтенант перебрался в кабину пилота. По его знаку Аня провернула винт. Готовый к запуску мотор выстрелил выхлопными газами и заревел. Отступившие назад гости