выкопал, чтобы от неведомого ужаса спрятаться. Полагал, Армагеддон грядет, отсидеться решил. Совершенно идиотский поступок. Объяснили ему, что позади все, про паука рассказали. Тот словно бы помрачнел и сразу работать начал. На лекцию идти не захотел…
Почему Иван не захотел идти на лекцию, я знал: боялся, что я его выдам. А заподозрить Константина в мягкосердечии я явно поспешил. Он остался таким же желчным и невоздержанным на язык.
Через неделю я счел, что выполнил обязательства по контракту с ректором Степановым. По завершении последней лекции тот смущенно вручил мне пачку кредитных билетов, словно боялся меня обидеть. Как будто специальному посланнику Бештаунского княжества не нужны были деньги!
Кстати, в Славном государстве ходили бумажные купюры. Они свободно разменивались на серебро и внутри страны пользовались неограниченным доверием. Вывозить бумажные деньги за границу запрещалось. Правители боялись подделок и не принимали во внимание тот факт, что могут бесплатно кредитоваться за счет иностранных граждан.
Больше всего меня восхитило название денежной единицы Славного государства. Здесь все считали на копейки! Самая маленькая банкнота была номиналом в десять копеек, а зарплату ректор выдал мне купюрами по пятьсот копеек. Я по привычке перевел сумму в рубли, но на рубли здесь никто не считал, хотя историки и экономисты помнили, что когда-то существовали и такие деньги.
Наверное, возврат к копейкам произошел из-за того, что после Катаклизма бумажные деньги быстро утратили ценность, а металлические копейки сохранили значительную часть своей стоимости, потому что были сделаны из металла, который мог пригодиться в хозяйстве. И когда правительство начало выпускать новые деньги, их тоже назвали копейками. А рубль постепенно был забыт.
Имея в наличии тридцать тысяч копеек, мы с Касымом не стали думать, как выгоднее перевести их в динары. Мы также решили не вызывать из Бештауна карету. В самом крупном механическом магазине Краснодара мы купили два велосипеда по пятнадцать тысяч копеек каждый. Конечно, это были не такие роскошные машины, как велосипед княжны Валии, и стоили они на порядок дешевле. Но функциональностью они мало уступали княжескому велосипеду.
Мы сердечно попрощались с профессором Слуцким и ректором Степановым и отбыли в Краснодар. В столице побывали на малой аудиенции митрополита Кондрата и его секретарей Митрофана и Зосимы, получили подорожную грамоту и заверения, что княжне Валии сообщат о нашем прибытии дипломатической почтой. С нами отец Кондрат отправлять никаких посланий не стал. Мне подумалось, что это своего рода проявление немилости. То ли митрополит сердился за паука, оказавшегося здесь и по моей вине, то ли не полностью нам доверял. А может быть, отцу Кондрату нечего было сообщить княжне. Мне, честно говоря, было все равно. В свою очередь мы с Касымом отклонили предложение предоставить нам литерный дилижанс и гордо удалились из резиденции митрополита пешком. Велосипеды ждали нас в гостинице.
Разменяв несколько серебряных динаров, мы купили рюкзаки, припасов в дорогу и взяли билеты на открытую платформу поезда, идущего в сторону перевала. Точнее, билет купил только Касым – мне, как кавалеру рубинового креста, полагался бесплатный проезд.
Поезд с шестью вагонами шел до станицы Кулешовка. Здесь железная дорога заканчивалась. Работы по строительству дороги в Бештаун велись, но до перевалов через Кавказский хребет было еще далеко.
Сойдя с поезда, мы сели в седла и принялись интенсивно крутить педали велосипедов. Касым ездил плохо и часто падал, но упорно поднимался, и мы продолжали путь.
Осень все сильнее вступала в свои права, а в высокогорье холод чувствовался гораздо сильнее. Выехав в последний день месяца опадающих листьев, мы добрались до перевала на четвертый день месяца стылого поля. Дорога заняла четыре с лишним дня. Лица наши загорели и обветрились, руки заскорузли, колени болели.
На бештаунской стороне перевала нас уже ждал дилижанс. Валия, предупрежденная митрополитом по голубиной почте, выслала его нам навстречу. Нельзя сказать, что мы остались недовольны таким сюрпризом. Даже я, обожая езду на велосипеде, утомился крутить педали и морщиться от холодного ветра. А Касым, увидев дилижанс, едва не заплакал от счастья. Что и говорить, начинать ездить на велосипеде нужно все-таки не с пробега в двести километров.
Наверное, из озорства я предложил Касыму:
– Положим рюкзаки в дилижанс, а сами покатимся под горку. Должен же ты насладиться прелестями велосипедного спорта? Крутить педали в гору – не то что катиться с горы.
Касым обреченно кивнул и попросил отлучиться на десять минут. Я полагал, что он сбежит, но молодой человек вернулся с двумя комплектами горнолыжных очков и теплых перчаток, купленными в лавке. Что ж, чему-то велосипедный поход его научил. Руль удобнее держать в перчатках.
Мы оделись и отпустили карету, заверив кучера, что обгоним его по дороге. Если не обгоним, пусть ждет нас в ближайшей деревне. Я объяснил Касыму, как нужно тормозить и падать на бок в случае отказа тормозов, чем вверг его в еще большее смущение, и мы понеслись под гору.
Ехать и в самом деле было неплохо. Теплело с каждым километром пути. Ветер дул в спину, дорожка была ровной – во всяком случае, для велосипедиста. Только тормозить приходилось постоянно – уклон был приличным. Касым шел позади, и я не боялся, что он чрезмерно увлечется спуском и разгонится так, что не впишется в поворот.
Между тем на пустой дороге, петлявшей среди крупных камней, появилась щуплая фигурка. Синий плащ раздувался под порывами ветра, грязноватый капюшон оставлял видимой бородатую половину лица путника. И самое интересное – маленький человечек или ребенок вел за руль велосипед! Приглядевшись, я узнал старого знакомого, гнома Шмигги, о котором совсем забыл за всеми войнами и экспедициями. Узнал я и велосипед – тот самый, что подарила мне Валия. Его мы оставили заваленным ветками в расщелине неподалеку от пещеры гнома.
Предостерегающе подняв руку, я начал тормозить сильнее. Касым ударил по тормозам слишком резко и кубарем покатился по камням. К счастью, расшибся он не очень сильно.
Гном наблюдал за нашими резкими движениями с вежливым спокойствием.
– Опять Лунин, – объявил он, когда мы подошли к нему. – И опять на велосипеде.
– Точно, – кивнул я. – А со мной – Касым Нахартек. Прошу любить и жаловать, Шмигги!
– Здравствуй, Касым Нахартек, – равнодушно кивнул гном.
– Привет, Шмигги, – отозвался молодой человек, поглаживая ушибленную коленку.
– Какими судьбами здесь, уважаемый гном? – поинтересовался я.
– Иду закупать провизию, – ответил гном. – Хочу обменять пару камней на пару мешков зерна. Одной глиной сыт не будешь.
– А машину мою решил присвоить? – поинтересовался я, кивнув на велосипед.
Гном пошмыгал носом:
– Спасаю твой велосипед от верной гибели, Лунин. Лежал он под открытым небом месяц, лежал второй. Я вернулся в пещеру с кирками, с лопатами, которыми снабдили меня хитрые монахи в надежде на будущие прибыли, а о тебе ни слуху ни духу. Дожди идут, техника мокнет, ржавеет. Жалко мне стало хороший велосипед. Тебя, может быть, и убили уже. Зачем же добру пропадать? Вот я его и вытащил, в пещеру прикатил, сурковым жиром цепь смазал. Ездить я не умею, это гномам ни к чему. А мешок зерна привезти – первое дело. Не тачку же рудокопную с собой брать? Это уже вторая моя ходка. Ты не прогневайся, Лунин. Надо – я велосипед верну… Только за жир заплати. Я ведь не обязан был тебе цепь смазывать.
Я расхохотался:
– Есть предложение, Шмигги. Оставь его себе. Но с условием. Чтобы после того, как ты разбогатеешь и прославишься, вечно пребывал этот велосипед на видном месте в твоем тронном зале. И чтобы прикрутили на него впоследствии золотую табличку с надписью, выложенной драгоценными каменьями: «Чудо техники, подаренное Луниным главе гномьего клана Шмигги, когда он был молод и безвестен».
Гном посмотрел на меня совершенно серьезно. Похоже, такое предложение ему даже понравилось.
– А что же, – протянул он. – Отчего бы и нет… И табличку золотую – это проще простого. Только вот камнями надпись выложить сложно будет. Может, простую гравировку?
– Только камнями, – отрезал я. – Мелкими алмазами.
– Ладно, идет, – согласился гном, понимая, что речь идет о дальней перспективе, а велосипед переходит к нему прямо сейчас. Пусть потомки потрудятся.
Он еще раз шмыгнул носом, оглядел нас с головы до ног, определяя, можно ли выманить у нас что-то
