выносят. С помощью этого словца вы добьетесь от них чего угодно.

В парке напротив леса эсэсовцы поставили три бронемашины, а сами встали за орудиями и терпеливо дожидались, иногда спускаясь погреться у жаровен. Отряды партизан несколько раз выходили из чащи и завязывали бой. Почти все они погибали при короткой перестрелке. Но шли снова и снова, часто по трое или четверо, в основном – мужья, отцы или женихи.

На четвертый день у главного входа на виллу появился человек высокого роста, одетый в пальто хорошего покроя, в фетровой шляпе и с теплым платком на шее, в пенсне и с медицинской сумкой в руке, предъявил постовым документы, которые, видимо, оказались в порядке, и получил разрешение войти в парк. Он проследовал по аллее, медленно поднялся по ступеням дворца, раскрыл сумку, вытащил из нее автомат и почти в упор расстрелял солдат, веселившихся на террасе в ожидании своей очереди. Белокурая девушка, которая с удовольствием наблюдала за этой сценой через окно, попивая обжигающий чай из солдатского котелка, рассказала потом остальным, что перед тем, как упасть, он здорово потрудился. То был сухарковский врач, человек известный и уважаемый – доктор Твардовский.

Янек терпеливо ждал несколько дней. Время от времени он выходил из землянки и прислушивался: среди множества лесных звуков пытался различить отцовские шаги. С каждым хрустом ветки и шорохом листвы воскресала надежда. Восемь дней он жил этой надеждой и ожиданием. Восемь дней яростно боролся с растущим страхом, с одиночеством и тишиной – с уверенностью мало-помалу овладевшей его душой, и с отчаянием, начинавшим леденить ему сердце. На девятый день Янек проснулся побежденным. Открыл глаза и беззвучно расплакался. Он даже не встал. Весь день он пролежал на матрасе, свернувшись калачиком под одеялами, сжав кулаки и дрожа. А в полночь вышел из норы и зашагал в сторону Сухарок. Он шагал через лес, в темноте. Ветви пихт хлестали его по лицу, иголки разрывали одежду и царапали кожу. Пару раз он заблудился. Так он блуждал всю ночь, а на рассвете вышел на дорогу. Он узнал ее. Это была дорога на Вильно. Он пошел по ней в Сухарки… Деревню окутывал густой туман. Но этот туман колол глаза, как в землянке, когда печка плохо вытягивала. Это был дым. Часть деревни сгорела. Пламени больше не было, один только дым, тяжелый и неподвижный дым в застывшем воздухе, и скверный запах, дравший горло. Немного поодаль на дороге стояло две бронемашины. Они были неподвижны и похожи на брошенные панцири. Только впереди у каждой машины медленно, как копья, шевелились пулеметы. Одно из этих копий повернулось к Янеку и нацелилось ему в грудь. Внезапно панцирь раскрылся, из отверстия до пояса вылез белобрысый немецкий солдат, розовощекий, как девчонка, и закричал на плохом польском:

– Poszedl, poszedl. Wzbronione, verboten![7]

Янек повернулся к нему спиной. Сначала он шел шагом, потом пустился бежать. Но он не убегал: ему хотелось поскорее возвратиться. Он хотел вернуться под землю, забиться в свою нору и больше никогда оттуда не выходить. Он спустился в землянку и лег на свое ложе. Он не чувствовал усталости. И не боялся. Ему не хотелось ни пить, ни спать, ни есть. Он не чувствовал ничего и ни о чем не думал. Просто лежал на спине, с отсутствующим взглядом, в холоде, в темноте. Только к середине ночи он подумал о том, что умрет. Он не знал, как люди умирают. Вероятно, человек умирает, когда он к этому готов, а он был готов, потому что был очень несчастен. Или, может, человек умирает, когда ему больше ничего другого не остается? Это путь, который избирает человек, когда ему больше некуда идти… Но он не умер. Его сердце по-прежнему билось. Умереть оказалось ничуть не проще, чем жить.

На следующий день Янек взял револьвер, пару картофелин, соль и большой том «Виннету – краснокожего джентльмена» и вышел из норы. Он отправился на поиски партизан, как велел ему отец. Он не знал, куда идти. И очень смутно представлял себе, кто такие «партизаны». Как он их узнает? Носят ли они форму? Как с ними заговорить? Где их искать? Он бродил по лесу наугад, а вечером вернулся в свою нору. Несколько дней он не встречал никого. Но однажды утром, когда он шел через поляну, из кустов выскочили два человека и встали по обе стороны от него. Он остановился. Но не испугался. У этих двоих был жалкий вид, они были не опасны. У младшего голова была обмотана платком, как у крестьянки. Он без конца нервно мигал одним глазом. У старшего были огромные седые усы. Он казался более злобным, чем первый. Подойдя к Янеку, он обыскал его. И сразу же нашел револьвер.

– Откуда он у тебя?

Сначала Янек не понял вопроса. Необходимо было сделать над собой усилие. Это был не польский. И не русский. Янек ума не мог приложить, что это за язык.

– Он спрашивает тебя… – начал младший.

– Дай мне его допросить! – рявкнул старший.

– Он не понимает по-украински.

– Я говорю по-польски! – сердито сказал старик.

Он повернулся к Янеку.

– Откуда он у тебя?

– Отец дал.

– Где твой отец?

– Не знаю.

– Ты слышал, Черв? – обрадовался старик. – Он не знает, где его отец!

– Слышал. Не глухой.

– А может, он знает, а? Может, он просто не хочет нам сказать, а?

– Оставьте его в покое, Савелий Львович, – с досадой возразил его товарищ. – Я его знаю. Это сын доктора Твардовского, из Сухарок. Его отец меня лечил.

– Сухарки, да? – повторил старик. – Сухарки…

Он искоса глянул на Янека.

– Хорошо, тогда я расскажу тебе, что случилось с твоим отцом…

– А что с ним случилось?

– Заткните глотку, Савелий Львович! – неожиданно крикнул его товарищ. – Прошу вас, заткните свою грязную глотку!

– А? – удивился старик. – Но я же ничего не сказал!

Он схватил толстую книгу и посмотрел название.

– Вин-не-ту, – с трудом прочитал он по складам. – Крас-но-ко-жий джен-тль-мен… А?

Он с шумом захлопнул том и посмотрел на Янека. А потом с отчаянием выругался:

– Kurwa ich mac! Kurwa ich mac!

– He ругайтесь так, Савелий Львович. Я же говорил вам: это некрасиво, в вашем-то возрасте.

– Что случилось с моим отцом? – повторил Янек.

– А? – переспросил старик. – Я не знаю, что с ним случилось. Холера его знает. – И чуть не расплакался: – Виннету, краснокожий джентльмен… Ишь ты!

– Не нервничайте, Савелий Львович.

– А я и не нервничаю. Я никогда не нервничаю! – Он вернул книгу Янеку. – Что ты делаешь в лесу, бледнолицый?

– Живу.

– А?

– Живу.

– Ты слышишь, Черв? Он тут живет!

– Я ищу партизан, – робко сказал Янек.

– Чего? – Старик аж подпрыгнул. – Чертов… Ты слыхал, Черв? Он ищет партизан!

– Слышал.

– Каких партизан? – с интересом спросил старик.

– Не знаю.

– Он не знает! – ликовал старик. – Ты слышал, Черв, он не…

– Прошу вас, заткните пасть, Савелий Львович. – Он серьезно посмотрел на Янека. – Можешь пойти с нами, – сказал он.