Он направился к двери, но его так трясло, что Хупер велел другому бойцу ему помочь.
Когда Санчес вышел, Хупер обратился ко мне:
— Санчес — мужик крепкий. Что он такое видел, что его так потрясло?
— Лучше тебе не знать, — ответила я,
— Освященные предметы горели, как иллюминация на Четвертое июля. Что за вампир должен быть, чтобы так действовать с расстояния?
— Молись, чтобы не пришлось тебе этого узнать, сержант. — Я сделала глубокий вдох и отпустила обе руки. Когда Эдуард меня выпустил, Олаф последовал его примеру.
Хупер перевел взгляд с меня на Эдуарда:
— Ты знаешь, что это, Форрестер?
— Да, — ответил Эдуард.
— Что?
— Последний вампир, — ответил Эдуард.
— Что это значит?
— Она королева их всех, — сказала я, — и мощнее любого, кого я видела. Находится где-то в Европе. Молись, чтобы никогда не приехала в Америку.
— И все это она устроила из Европы? — усомнился Хупер.
Я посмотрела на него недобро:
— Да, устроила. Твой человек сорвал мои щиты — это было как сорвать с тебя бронежилет перед выстрелом в упор. Ты видел, что со мной было.
— Я не хотел, чтобы Санчес тебя выводил из строя, Блейк.
— Еще бы.
Он нахмурился:
— Меня вся эта паранормальная фигня из себя выводит, но я не собирался так тебя подставлять.
Он повернулся и направился к двери.
Эдуард наклонился ко мне:
— Ты как?
Я неопределенно пожала плечами, но ответила:
— Нормально.
— Врешь, — заметил Бернардо.
Но я отметила про себя, что он стоит чуть дальше Олафа и Эдуарда. Не зря все-таки я на него не полагаюсь.
— Сейчас как дам! — пообещала я.
— Только этого и прошу, — осклабился он.
Я демонстративно закатила глаза, но это помогло мне понять ситуацию. Мать Всей Тьмы затаилась около моих щитов и ждет, когда представится шанс меня сожрать.
И меня от страха прошиб холодный пот, захотелось выйди в жар пустыни. Там согреться. Там все будет хорошо.
Я старалась в это верить, но глядела вниз, где меня вывернуло на ковер.
— Что это за фигня такая? — спросила я.
Эдуард сказал слова, которые я очень не люблю от него слышать.
— Не знаю.
Когда Эдуард не знает ответа — мы в глубокой яме.
Жан-Клоду я позвонила из машины, которую вел Эдуард, и плевать мне было уже, что услышат Олаф и Бернардо. Мать Всей Тьмы подкарауливает меня возле щитов, чтобы сожрать. Я до сих пор ощущала какие-то ее эмоции. И основная из них — страх. Ей-то какого хрена бояться?
Жан-Клод ответил слегка запыхавшимся голосом:
— Ma petite, я почувствовал, как что-то к тебе потянулось, что-то темное и страшное. Если это Витторио, ты должна покинуть Лас-Вегас немедленно, до темноты.
— Это был не он, — сказала я.
— Кто тогда?
Я вцепилась в телефон, в звук его голоса, как в спасательный круг. Меня еще трясло от страха так, что вкус металла не уходил с языка.
— Марми Нуар.
— То, что я почувствовал, отличалось от того, что было раньше. Меньше масштаба, более… — он поискал слово, — человеческое.
Я кивнула, хотя он меня и не видел.
— Она была маленькая, как в церкви в Сент-Луисе. И эти чертовы маленькие туфельки на ней были, жемчугом расшитые.
— Наверное, они у нее на ногах в той комнате, где находится ее реальное тело.
— Она не в той комнате была, Жан-Клод. Ты должен позвонить Белль Морт или кому там еще, и сказать, что она разгуливает по нижнему помещению той пещеры. Той, на которую выходят ее окна. Вот там она.
Он длинно и замысловато выругался по-французски. А по-английски сказал:
— Я сообщу всем. И перезвоню тебе, как только смогу. Тебе бы я посоветовал спрятаться в церкви, окружив себя крестами, пока все это не кончится.
— Я должна поймать убийцу.
— Прошу тебя, ma petite.
— Я подумаю. Хорошо?
— Это уже что-то. Анита, я люблю тебя. Не дай ей себя у меня забрать.
— Я тебя тоже люблю, и этого не будет. Закрываюсь щитами изо всех сил. Чтобы она ко мне проникла, мне надо было сбросить щит.
— Ma petite, Анита… Merde, я тебе перезвоню, как только свяжусь с кем-нибудь в Европе.
Он еще раз выругался по-французски, так быстро, что я не разобрала, и повесил трубку.
Мы свернули за угол, несколько поспешней, чем надо, стараясь не отстать от полицейской машины. Ребята не включали сирен и мигалок, но несколько раз превысили скорость. Очевидно, не только нас напугало случившееся в доме. Интересно, что Санчес им сказал. И что будут рассказывать копы, которые все это видели? Как Жан-Клод, отнесут все это за счет Витторио? Пришпорит это их, чтобы закончить дело до того, как вампиры Вегаса поднимутся ночью?
— Что сказал граф Дракула? — спросил Эдуард.
— Не надо его так называть, Эдуард.
— Прости. Так что он сказал?
— Будет связываться с некоторыми вампирами в Европе.
Олаф с заднего сиденья спросил:
— Я правильно тебя понял, что та Королева Всех Вампиров, дух которой мы ощущали в Сент-Луисе, где-то расхаживает во плоти?
— Я видела ее в видении. Может быть, это было всего лишь видение, но мне она являлась в видениях и раньше, и всегда была в той комнате, где она заперта. Никогда не видела ее снаружи.
— Твою мать, — сказал Эдуард.
Я уставилась на него, потому что он редко ругается — обычно это моя работа.
— Чего это ты? — спросила я.
— На меня выходили с предложением заключить на нее контракт.
Я обернулась на сиденье, уставилась на него. Всматривалась в лицо — но на нем было обычное его непроницаемое выражение плюс солнечные очки, хоть смотри, хоть не смотри. А у меня самой челюсть отвисла и лицо стало удивленной маской.
— То есть кто-то к тебе обратился с предложением ликвидировать Мать Всех Вампиров?
