— Ты хочешь сказать, что у этих вампиров нет выхода?
— Отсюда их отвезут в морг, прикуют к каталкам с освященными предметами — а может, хватит этих цепей, не знаю. Но их отвезут в морг, как-то привяжут и они будут ждать рассвета. Когда они впадут в дневной сон, мы их убьем. Всех.
— Закон не оговаривает, что мы должны ждать до рассвета — сказал Олаф.
Я не могла скрыть гримасу отвращения.
— Никто не делает этого добровольно, когда они в сознании. Только если нет другого выхода.
— Если мы их отработаем как можно скорее, то можем выдвинуться на помощь Санчесу и другим практиционерам.
— Они выходили на связь, — сообщил Хупер.
— Что случилось? — спросила я.
— Дом оказался пуст. Все разгромлено, а Беринг — мы предполагаем, что это Беринг — найден убитым. Причем он уже довольно давно мертв.
— Значит, дохлый номер, извините за невольный каламбур.
— Я думал, они должны только экстрасенсорно разведать обстановку и ждать нас, — сказал Олаф.
— Они ничего в доме не ощутили, радировали нам и лейтенант разрешил. — Хупер обернулся ко мне: — Если окажется, что эти вампиры говорят правду, вы сможете задержать казнь?
— У нас есть некоторая свобода выбора в сроках исполнения ордера, — ответила я,
— Каннибал может прочесть их память.
— Ему придется экстрасенсорно открыть себя вампирам. Это совсем не то, что баловаться с мозгами людей.
— Не существенно, почему они сделали то, что сделали, — прозвучал низкий голос Олафа. — Согласно закону, они будут казнены независимо от причин.
— Нам полагается защищать всех граждан этого города. — Хупер показал на вампиров через плечо. — Насколько мне помнится, они таковыми считаются.
— Не знаю, что вам сказать, сержант. Их не примет ни одна тюрьма, а оставить их на несколько суток прикованных к освященным каталкам нельзя — это считается жестоким и необычным наказанием. Поэтому они должны быть казнены своевременно.
— Так что лучше их просто убить, чем оставить на каталках?
— Я вам цитирую закон, а не делюсь своим мнением. Я бы считала, что их стоит на время положить в гробы под крестами, чтобы и им было безопаснее, и под ногами не путались. Однако это тоже считается жестоким и необычным.
— Если бы они были людьми, не считалось бы.
— Если бы они были людьми, не говорили бы мы сейчас о том, чтобы положить их в ящик и задвинуть в дыру. Будь они людьми, нам не было бы разрешено их приковать к каталке, вынуть сердца и отрубить головы. Будь они людьми, не было бы у нас этой работы.
Он уставился на меня долгим пристальным взглядом, в котором читалось почти отвращение.
— Подождите здесь, я поговорю с лейтенантом.
— Закон есть закон, — заявил Олаф.
— Боюсь, что он прав, Хупер.
Сержант обернулся ко мне, игнорируя Олафа.
— Если бы была другая возможность, ты бы за нее схватилась?
— Зависит от того, что за возможность, но я бы рада была в такие моменты иметь законный выход, не требующий убийства.
— Это не убийство, — возразил Олаф.
Я развернулась к нему:
— Ты сам себе не веришь. Не будь это убийство, тебя бы оно так не радовало.
Он обратил ко мне темные пещеры глаз, и в глубине горел огонек злобы. Мне было наплевать. Я просто знала, что не хочу убивать ни Сару, ни Стива, ни Джеффри Хендерсона, ни девушку, которую Олаф заставил плакать. Но чтобы не дать Олафу быть с этими женщинами наедине, я их убью сама. Но не ночью, не тогда, когда они будут видеть, что их ждет, не тогда, когда они боятся.
— А ты и правда не любишь их убивать? — спросил он с неподдельным изумлением.
— Я тебе говорила, что не люблю.
— Говорила, но я не поверил.
— Почему поверил сейчас?
— Я видел твое лицо. Ты пыталась придумать способ их спасти или уменьшить их страдания.
— Ты это мог сказать с одного взгляда?
— Не с одного, с нескольких. Как облака, проходящие по солнцу одно за другим.
На это я не знала, что сказать. Почти поэзия, блин.
— Эти лица не виновны ни в каком проступке. Они не заслужили смерть тем, что недостаточно сильны и не могут противостоять Витторио.
— Тед сказал бы, что не бывает невиновных вампиров.
— А что скажешь ты? — спросила я, стараясь разозлиться, потому что это лучше, чем ощущение дрожи в животе. Не хотелось мне убивать этих вампиров.
— Я скажу, что вообще не бывает невиновных.
Хупер вернулся с Граймсом. Лейтенант сказал:
— У нас тут есть адвокат, который пытался задерживать казнь в подобных случаях.
— То есть звонок от губернатора в последнюю минуту, как в кино? — спросила я.
Граймс кивнул. Честные карие глаза смотрели мне в лицо.
— Нужно, чтобы нашелся истребитель, который напишет и подпишет мнение, что казнь этих вампиров была бы убийством и не способствовала бы общественному благу.
— Пусть Каннибал прочтет мысли нескольких, удостоверится, что нам не парят мозги, и тогда я подпишу.
— Анита… — начал Олаф.
— Не надо. Вот не надо, и все. И держись подальше от задержанных.
— Ты здесь не главная, — ответил он, и это было выражением возникающей злости. Класс!..
— Она — нет, а я — да, — ответил ему Граймс, — До дальнейшего распоряжения не подходите к задержанным, маршал Джеффрис. Я скажу другим маршалам, что мы здесь делаем.
Они направились в задние комнаты, туда, где находились освобожденные заложники и Эдуард. Олаф сказал вслух то, что я думала:
— Эдуарду это не понравится.
— Пусть не нравится, — ответила я.
— Обычно женщины считаются с мнением своих бойфрендов.
— С ним я разберусь, — сказала я ему и пошла, прочь из комнаты.
— Флаг в руки, — ответил он мне вслед.
Я продолжала идти. Сидящие на полу вампиры смотрел' на меня так, будто я — Витторио или кто- нибудь, ему подобный. У них в глазах горела ненависть, но из-под нее выглядывал страх. Я его просто чувство вала, корнем языка, будто что-то сладкое с примесью горечи, как темный шоколад — чуть слишком темный.
Открылась дальняя дверь, и Каннибал помог Саре, вампирше, через нее пройти. Увидев меня, она снова завопила надсаживаясь:
— Она нас убьет! Она нас всех убьет!
Вообще-то она была права. Но сегодня, быть может — только быть может — нам удастся их всех спасти.
До рассвета осталось меньше двух часов. Я так устала, что ныло все тело, но зато вампиры были