освобождения Северной Италии направляет его в Комо и его окрестности со специальным заданием. Прошу обеспечить свободу передвижения ему и его вооруженному эскорту.

Капитан Даддарио».

Паломбо услышал, что беседа у генерала Кадорны закончилась. Поспешив по коридору, он успел перехватить капитана, когда тот выходил из кабинета генерала.

— Он никогда не обращал внимания на то, что подписывал, — рассказывал он позже. — Он был к тому же слишком занят Грациани.

Паломбо оказался прав. Поскольку у него не было никакой информации о Муссолини, Даддарио решил заняться вплотную Грациани и пропахнувшим порохом городом. Он видел свою задачу в стабилизации обстановки до подхода американских войск. Он уже достиг договоренности с Грациани, что тот отныне рассматривается как американский пленный и будет перемещен из гостиницы «Регина» в гостиницу «Милано» с американским флагом на его балконе/Насколько понимал Даддарио, маршала следовало сохранить живым и держать подальше от коммунистов. Если война в Германии будет продолжаться, Грациани сможет представить важную информацию о дальнейших военных и политических планах нацистов.

Генерал Кадорна разговаривал с комендантом Милана генералом Эмилио Фалделлой, когда дверь в кабинет открылась и вошел Аудизио с винтовкой наперевес, трехцветным шарфом на шее, в кожаном коричневом пальто.

— Я отправляюсь, — произнес он.

— Хорошо, — ответил Кадорна, — смотри, чтобы все было как следует.

— Что все это значит? — спросил Фалделла. — Куда он направляется?

— Они захватили Муссолини, и он поехал, чтобы забрать его, — спокойно ответил Кадорна, не вдаваясь в подробности.

Фалделла даже не подумал, что Муссолини живым брать и не собирались. Возвратившись к себе, он по собственной инициативе позвонил начальнику тюрьмы Сан-Витторе и распорядился подготовить двадцать камер для приема Муссолини и его «шишек».

С сухостью во рту граф Беллини медленно поднялся из-за огромного письменного стола из орехового дерева, изготовленного еще в восемнадцатом веке. Когда рука его дотронулась до кобуры пистолета, лицо стало мрачным. Через несколько минут могла начаться перестрелка из-за Муссолини.

Телефонный звонок в его новую штаб-квартиру в здании муниципального правления Донго не означал ничего хорошего. Партизанское командование из Менаджио, расположенного в двадцати двух километрах южнее, предупреждало: черная «лянча-априлиа» с регистрационным номером РМ 001 только что протаранила баррикаду из камней и стволов деревьев вопреки отданному приказу об остановке. За ней проследовала грузовая автомашина, окрашенная в желтый цвет, с вооруженными людьми на борту.

Беллини предположил, что это — группа фашистов, направленная для освобождения Муссолини. В этот момент в его распоряжении было как раз очень мало людей: большинство находились либо на дорожных постах, либо охраняли заключенных. Вдруг около здания остановился грузовик, набитый солдатами. Офицер, бывший с ними, потребовал местное начальство.

Чтобы выиграть время, Беллини передал, что ожидает его в своем кабинете, и сразу же позвонил Биллу-Лаццаро в Домасо:

— Собери сколько сможешь людей — и быстро ко мне. Мне нужна помощь.

Офицер отказался подниматься наверх и пригрозил арестовать всех, если Беллини сам не спустится вниз. «Это — типичная тактика старой фашистской гвардии, — подумал Беллини. — Ничего не остается, как выйти на улицу и вступить в переговоры».

И он стал спускаться по лестнице, невольно остановившись на выходе. На площади около здания не было видно ни души. Дождь перестал, вершины Вал-Теллины за озером отсвечивали белизной в лучах появившегося солнца. Причина отсутствия жителей ему стала тут же ясна: в двадцати метрах дорогу перекрывала цепь из пятнадцати солдат, стоявших молча и настороженно. На них была новенькая форма, а автоматы в руках еще не протерты от смазки.

Их появление Беллини расценил как угрозу, «нависшую над всем». Никто не произнес ни слова, пока офицер не сделал шаг ему навстречу.

28–29 апреля 1945 года

Глаза Вальтера Аудизио под голубым беретом сузились.

— Полковник Валерио из добровольческого корпуса «Свобода», — представился он. — Мне надо переговорить с вами по вопросу чрезвычайной важности.

«И голос, — подумал Беллини, — напоминает грубую манеру разговора фашистов. Но наедине я с ним поговорю как надо».

Когда солдаты последовали вслед за ними к зданию, у Беллини мелькнула отличная мысль.

— Может быть, парни желают перекусить? — спросил он их.

Подобно мальчишкам, отпущенным с уроков в школе, солдаты потопали к надворной кухне.

«Шансы пока уравнялись», — сказал себе Беллини. Жестом он попросил полковника подняться наверх по лестнице. «Если придется раскрыть карты, то я все же смогу задержать заносчивого фашиста, пока не подоспеет Билл со своими ребятами».

Поднимаясь по лестнице, Вальтер Аудизио еще не остыл от пережитого. Хотя он и пытался возложить выполнение неприятной миссии на полковника Малгери, Луиджи Лонго остановил свой выбор на нем. Но с момента его выезда из Милана вместе с Альдо Лампреди в 7.10 утра все пошло кувырком. Во- первых, экзекуционный взвод опоздал, а во-вторых, выделенная им грузовая автомашина оказалась очень маленькой для всего отряда, так что ему пришлось реквизировать другую в Комо. К тому же тамошний руководитель повстанцев Оскар Сфорни, приняв их за фашистов, отказался оказать ему помощь.

Разозленный Аудизио, выгнав Сфорни из кабинета, позвонил в Милан Лонго.

— Они все против меня. Думаю, что эти болваны настроены на кооперацию с американцами.

Лонго сухо и неумолимо ответил:

— Либо вы расстреляете Муссолини, либо мы расстреляем вас.

К своему удивлению Аудизио увидел, что, пока он звонил в Милан, Лампреди поспешил в Донго, будто бы его присутствие ничего не значило. Тогда он настоял, чтобы Сфорни со своим помощником поехали вместе с ним.

Тут же к ним присоединился морской офицер, посланный римским правительством для ведения переговоров о сдаче Муссолини. На первой же заправочной станции, сунув в бок этого офицера пистолет, Аудизио сказал:

— Вы не имеете к нашему делу никакого отношения, уматывайте!

На всем пути до Донго он постоянно нажимал на сигнальный гудок, проскакивая блокпосты, чтобы только не терять время на бесполезные разговоры с местными партизанскими командирами.

Войдя в кабинет Беллини, Аудизио предъявил ему свой мандат. Но именно он вызвал у Беллини сомнение. Увидев подпись Даддарио, граф предположил худшее. Заметив же вошедшего Альдо Лампреди в белом дождевике, вслед за которым появился Мишель Морет-ти, заместитель комиссара гарибальдийской бригады, один из самых известных после Лонго коммунистов, Беллини успокоился.

Что же касается Сфорни и его помощника, то Аудизио, обозвав их фашистами, распорядился поместить в камеру, в которой до этого находилась Кларетта Петаччи.

— Мы намерены перестрелять всех важных фашистских бонз, — сообщил графу Аудизио. — Таков приказ, полученный мною.

Беллини был ошеломлен. На минуту слова застряли в его горле, затем он запротестовал. Расстрелять людей без суда — столь же плохо, как и то, что вытворяли фашисты. Аудизио распорядился дать ему список заключенных и, несмотря на протест Беллини, стал делать на нем отметки, ставя черные кресты. Бенито