действий на территории континентальной Италии.

Оперативники, проведя необходимые расчеты, доложили Эйзенхауэру, что вследствие недостатка переправочных средств и авиационной поддержки высадку на материк можно осуществить только после 7 сентября. Сама же операция будет, по их мнению, носить долгосрочный и рискованный характер с привлечением десятков тысяч войск, зарезервированных для вторжения в Северную Францию.

Что касается итальянцев, то две трети их армии были рассредоточены за пределами королевства, к тому же неизвестно, как быстро немцы смогут перебросить свои войска на угрожаемое направление.

— Итальянцы, по-видимому, запросят мира, — произнес Макмиллан, — но проблематично, как они его получат.

Эйзенхауэр решил, что не следует даром терять время, и попросил Макмиллана срочно телеграфировать в Лондон и Вашингтон для согласования проекта обращения к итальянскому народу плюс десяток простейших условий, которые можно было бы предложить Бадолио для достижения перемирия. Оттяжка решения и потеря времени могут привести к возникновению гражданской войны между фашистами и антифашистскими силами или же к боям между итальянцами и немцами. Необходимо предпринять любые усилия, чтобы убедить итальянцев в том, что решения Касабланкской конференции 1943 года, которые сам Эйзенхауэр считал «очень сложными и глупыми», — о безоговорочной капитуляции — не означают позорного мира.

Будучи оптимистом и лидером, Эйзенхауэр, возвращаясь к вопросу о падении Муссолини, сказал с просветлевшим лицом, обращаясь к собеседникам:

— Боб и Гарольд, поверьте мне. Это означает конец всей этой чертовщины.

25 июля — 12 сентября 1943 года

Разве можно было назвать ужином то, что стояло на столе фельдмаршала: чашка бульона, салями, корнишоны и кружка пенящегося пива? Фельдмаршала Кессельринга, главнокомандующего вермахтом и шефа южного командования, обслуживал — отметил про себя штандартенфюрер Ойген Дольман — как и положено, один из офицеров в белых шерстяных перчатках. Еда мало беспокоила Кессельринга, ему вполне достаточно было полевой кухни. Прежде чем направиться в штаб-квартиру фельдмаршала в Фраскати — в ста километрах от Рима, — Дольман, личный представитель Гиммлера в Италии, крепко предварительно пообедал в Риме.

Расправившись с салями, Кессельринг отодвинул стул и перешел в комнату для отдыха на чашку кофе вместе со своим начальником штаба генерал-майором Зигфридом Вестфалем и гостем — генералом Куртом Штудентом, командиром 11-го авиакорпуса, ветераном Роттердама и Крита.

В обеденной комнате виллы девятнадцатого столетия Дольман оказался вместе с оберштурмбаннфюрером Хербертом Капплером, полицейским атташе посольства, и Отто Скорцени, долговязым австрийцем, прибывшим с генералом Штудентом. Странно, но в этот душный вечер 27 июля на Скорцени была летная куртка, отороченная мехом, со знаками отличия капитана военно-воздушных сил.

Обращаясь к обоим, Скорцени произнес:

— От имени фюрера должен просить вас поклясться, что все, что бы ни произошло далее, будет сохранено в строжайшем секрете.

У Дольмана и Капплера такое начало вызвало повышенный интерес. В 1943 году не многие молодые офицеры попадали в окружение Гитлера, а тем более удостаивались его беседы. За день до этого Скорцени получил специальное задание. Этот блондин, настоящий гигант, со шрамом на щеке со времен студенческой дуэли, должен был отыскать Муссолини.

В девять часов вечера 26 июля тридцатипятилетний Скорцени, гауптштурмфюрер войск СС, стоял перед Гитлером в его штаб-квартире в сосновом бору под Растенбургом в Восточной Пруссии впервые в своей жизни. В течение прошедших трех месяцев он был начальником секретной тренировочной школы VI управления Главного управления имперской безопасности. Перемены, происходившие в Италии, его мало интересовали. В его задачу входила подготовка будущих агентов — от вопросов самообороны до осуществления саботажа.

— Муссолини, мой друг и добрый товарищ, — сказал ему Гитлер эмоционально, — обманут королем и арестован собственными земляками. Я не могу и не хочу оставить одного из великих сынов Италии в беде. Я хочу сохранить верность старому моему союзнику и дорогому другу — его необходимо срочно отыскать и выручить, или же он будет выдан союзникам.

Но это было лишь одним из пунктов задачи, которая привела Штудента и Скорцени в Италию, причем столь срочно, что из багажа у них были лишь зубные щетки, а из одежды — то, что было на них.

Хотя Бадолио и заверил немцев, что «война будет продолжена», Гитлер был уверен в отступничестве Италии. 25 июля в Италии находилось всего восемь немецких полнокровных дивизий, а уже 26 июля еще три дивизии спешно преодолевали Бреннерский, Тарвисский и Малый Сен-Бернарский перевалы. Операция под кодовым названием «Аларик», предусматривавшая массовое разоружение итальянской армии парашютистами Штудента, должна была в скором времени стать суровой реальностью.

— Проинформированы ли об этом фельдмаршал и Маккензен? — спросил Дольман у Скорцени.

Но тот лишь покачал головой. Гитлер подчеркнул, что ни армейское командование, ни посол не должны ничего знать о его миссии.

— У них в корне неправильное представление о ситуации, — проворчал фюрер, — и они сделают все не так.

Кроме присутствовавших в комнате, еще два человека во всей Италии будут знать о задаче Скорцени — генерал Штудент и оберштурмфюрер Карл Радль, помощник Скорцени.

Подкрепления были уже в пути. В течение сорока восьми часов на римском аэродроме Пратика-ди- Маре должны были приземлиться 10 000 десантников из состава корпуса Штудента. Скорцени тоже не терял время. Карл Радль, остававшийся в Берлине, собирал необходимые материалы, постоянно получая из штаб-квартиры фюрера телетайпные сообщения и телефонные звонки с кодовой фразой «Макароны подгорают».

Скорцени распорядился выслать ему два десятка отборных инструкторов из школы, говорящих по- итальянски, тропическое обмундирование, гражданские костюмы, оружие и глушители, веселящий газ, слезоточивый газ, аппаратуру, создающую задымление, тридцать килограммов пластиковой взрывчатки, мешок фальшивых британских фунтов стерлингов и два комплекта одежды иезуитских священников. В назначенное время Радль с людьми и затребованным имуществом садился на борт транспортного самолета «Ю-52» на берлинском аэродроме Штаакен.

Капплер тут же задействовал свою агентурную сеть. До февраля 1943 года в Италии не было никакой немецкой секретной службы, поскольку Гитлер запретил ведение разведывательной работы против своего друга и союзника дуче. Но в феврале начальник VI управления Вальтер Шелленберг в нарушение приказа фюрера послал в Рим двадцативосьмилетнего австрийского профессора истории оберштурмбаннфюрера Вильгельма Хёттля в помощь Капплеру. В офисе Капплера они установили секретную радиостанцию, имевшую прямую связь с Берлином, о чем Маккензен не имел ни малейшего представления. Еще пять месяцев тому назад они предупредили свое руководство о неминуемом крахе Италии.

В аппарате Капплера было всего четыре человека, тем не менее он укреплял свои контакты ежедневно. И все же разыскать, где был упрятан Муссолини, было нелегкой задачей.

Скорцени передал ему слова фюрера: «Дуче необходимо разыскать, прежде чем его захватят союзники». Если его держали в какой-нибудь крепостной тюрьме, надо было разработать план ее штурма.

— Мы должны сделать все, что в наших силах, чтобы выполнить приказ, — завершил Скорцени свой инструктаж.

Еще в мае Капплер послал в Берлин донесение, к которому его непосредственный босс Эрнст Кальтенбруннер, шеф службы безопасности, и барон Адольф фон Штеенграхт, заместитель министра