Манджушри — лама в своей жизни далеко стоял от всяких гражданских, а тем более, военных дел. Не имел никакого административного опыта. Все министры по европейским понятиям были люди малокультурные и неопытные. В качестве советника к Манджушри — ламе был прикомандирован барон Витте — агроном по образованию, человек высокой культуры и порядочности во всех отношениях. На его плечи и легла вся организационная работа всех министерств, но он сам в большинстве вопросов не разбирался, и вышло, что хромой вел слепого. Органы монгольской власти во всем были послушны генералу Унгерну.

Первой и главной работой Монгольского правительства было добыть деньги, а их добыть было неоткуда. Вероятно, по совету барона Витте и с согласия генерала Унгерна к министерству финансов был прикомандирован в качестве советника финансист и большой администратор И. А. Лавров. Через месяц И. А. Лавров выпустил денежные знаки на сумму, если не изменяет память, 250000 “янчан” (рублей). Чтобы подкрепить “бумажки”, сделаны были шаги к началу разработок золотых приисков “Монголор” в отрогах Хэнтэя.

Брошенные китайцами хлебные поля по Орхону и Иро приказано было взять на учет. Дело это попало в умелые руки некоего Котельникова, который при благоприятной обстановке сумел бы использовать хлебные поля в лето 1921 г., но последующие события изменили все начинания правительства. Тем не менее, Котельников уберег от порчи водяные мельницы, собрал и сохранил зерно, наладил выпечку хлеба. Ему в помощь мною был назначен поручик Н. Н. Владимиров.

В Урге китайцами построена была мощная радиостанция на горе Мафуска. При уходе из Урги китайцы наспех попортили аппараты станции. В Урге нашлись русские радисты, которые сумели привести в порядок радиоприемник, но машины радиоуправления за неимением частей бездействовали. Радисты наладили прием мировых телеграмм, и они ежедневно размножались на литографском камне и поступали в части войск и в министерства без обработки. Ни Монгольское правительство, ни его советники, ни генерал Унгерн не понимали важности пропаганды.

Я пытался наладить дело пропаганды, будучи в штабе генерала Резухина. В Урге при Русском императорском консульстве была прекрасно оборудованная с русскими и монгольскими шрифтами типография. Китайские солдаты за время хозяйничанья в Консульском поселке и при бегстве рассыпали кассы со шрифтами и попортили машины. Машины исправить удалось скоро, но на разборку сваленного в кучу 150–200 пуд. шрифта потребовалось долгое время. Назначил К. И. Лаврентьева заведующим типографией. Он усердно взялся за приведение ее в рабочее состояние, но с назначением в распоряжение атамана Казанцева сдал типографию Смолеву (член городской управы Троицкосавска), который так и не закончил приведение ее в рабочее состояние до сдачи Урги большевикам. Они, выписав специалистов из Верхнеу- динска, уже через месяц после занятия Урги выпускали десятки тысяч пропагандистских листовок на монгольском языке. Большевики понимали силу пропаганды.

Имелся в Урге большой кожевенный завод, принадлежавший Русско — азиатской компании и, как еврейское предприятие, был конфискован и пущен в ход большим специалистом — стариком Гордеевым. Гордеев — в прошлом крупный кожевник — заводчик на Волге. Он быстро и продуктивно наладил работу завода, благо сырья было реквизировано у китайских купцов огромное количество. Пошивочные мастерские изготовляли из замши и шавро отличные куртки и галифе. Сапожные мастерские из юхтовой кожи шили сапоги. Когда Гордеева за маловажный проступок повесили, то завод принял ургинский абориген Попов.

Единое командование в Халхе.

На всей территории Халхи к марту 1921 г. находились самостоятельные белые отряды. В Урге и на восток и юг от нее господствовала Азиатская конная дивизия. В районе Ван — хурэ и на север от него — полковник Казагранди. В районе Улясу- тая — Хубсугула — группа офицеров во главе с подполковником Михайловым. В районе Кобдо до границы России — есаул Кайгородов. Последние три группы в силу вещей и обстоятельств охотно подчинились большому и сильному в моральном и материальном смысле генералу Унгерну.

Полковник Казагранди по своему почину уже в феврале прислал офицера к генералу Унгерну с докладом и изъявлением подчинения и просил помочь его отряду посылкой оружия, патронов и зимнего обмундирования. Все просимое ему было послано. Посланы были ему полномочия на производство мобилизации и от Монгольского правительства — полномочия на реквизицию для военных надобностей.

В Улясутае шла большая склока среди отдельных начальников. Туда был послан атаман Енисейского казачьего войска Казанцев с большими полномочиями, а немного раньше него — капитан Безродный — чинить суд и расправу над офицерами в Улясутае. Атаман Казанцев увез с собою все вооружение и обмундирование на 300 человек. Район действий Казанцева указан был как Улясутай — Хубсугул — Урян- хай. В конце апреля месяца или в мае была установлена связь с отрядом есаула Кайгородова. От него приезжал полковник Сокольницкий.

Таким образом, к маю месяцу все белые отряды, действующие в Монголии, подчинились единому командованию генерала Унгерна, имели твердую и прочную материальную и, пожалуй, моральную базу.

Разбросанные по Монголии белые отряды ежедневно получали пополнения, так как приток беженцев с Руси не приостанавливался. Даже скептики начинали верить, что через год Азиатская конная дивизия в 800 сабель вырастит в многотысячный корпус и армию, совместно с Казагранди и другими она будет грозной силой против большевиков.

Первосвященник и неограниченный глава Монголии Джэбцзундамба — хутух- та — хан возносит молитвы в древнейшем храме. Ламы — прорицатели вычитали, что торжественное моление должно быть совершено в первый весенний месяц, ждали только возвращения из похода генерала Унгерна.

Русские в Урге торжественное моление назвали “коронацией”. Никакой коронации, в нашем европейском понятии, не могло быть, так как Богдо — гэгэн в своем 31–м перерождении находился в высшей степени божества, а, следовательно, выше всех земных царей. Назначенные торжества имели другой смысл — показать всему монголо — ламаистскому миру начало новой счастливой эры в Халхе.

За несколько дней до торжеств в Ургу стали стекаться со всей Монголии князья всех рангов, гэгэны монастырей и ламы. Становища князей на берегах Толы близ Урги представляли красочную картину, которая достойна кисти талантливого художника.

Части Азиатской конной дивизии, расквартированные в Ургинском районе, в новом цветистом обмундировании, при оружии, в пешем строю выстроились по пути следования Богдо — гэгэна от его дворца за Толой до монастыря, имея на правом фланге оркестр музыки. Частям войск пришлось ожидать проезда Богдо — гэгэна долго, ламы вычитали, что Богдо — гэгэн должен выехать из дворца не в 6 часов утра, как предполагалось раньше, а лишь в 9 часов утра. Офицеры разбрелись по ближайшим русских домам, а всадники грелись около костров. В 8 часов 45 минут строй зашевелился. Слышны были команды. Многочисленная толпа монгол стояла позади шпалер войск. Ровно в 9 часов утра шествие открыл хор трубачей человек в тридцать. Они сидели на белых конях. Пронзительные звуки огласили окрестности. Они разгоняли злых духов с пути Хутухты — хана. За трубачами по четыре в ряд шло несколько сот лам, бормоча молитвы.

Показалась огромная, грубо сколоченная треугольная колесница, везомая 12 парами белых коней, коих вели под уздцы придворные конюхи. В центре колесницы был укреплен шест метров 6–8 высотой и на вершине его прикреплен монгольский национальный флаг огромных размеров, сшитый из шелковых материй.

Следом за колесницей с флагом в белой золоченой карете (московской работы), запряженной 6 парами белых коней, с седоками в седлах ехал сам первосвященник и неограниченный повелитель. На нем были красивые и богатые одежды желто — оранжевого цвета, украшенные драгоценными каменьями. Сидел он неподвижно и напоминал статую Будды.

Карету Богдо — гэгэна окружали верховые князья на прекрасных конях. Одежды их, седла, шапки с павлиньими перьями — все это было в дорогих оправах драгоценных каменей, жемчуга, золота и серебра. Группа князей человек в семьдесят, благодаря горячности коней представляла волнующую и переливающуюся волну вокруг кареты Богдо — хана. Весь кортеж в целом, несомненно, был интересным, своеобразным и незабываемым, но, к сожалению, не был засьшт на кинопленку за неимением киноаппарата.

Когда карета Богдо — гэгэна въехала во двор монастыря, то генералы Унгерн и Резухин последовали во двор монастыря, отдав распоряжение: “Греться”. Примерно через час из монастыря вышел генерал