Вечером 25 января 1730 г. Ан­на подписала «кондиции»: «Тако по сему обещаю без всякого изъятия содержать». Росчерком пера самодержавная монархия в России стала ограниченной ровно на месяц — с 25 января по 25 февраля 1730 г., до следующего государственного переворота. Большинство подданных об этом так никогда и не узнало, но при ином раскладе политических сил эти ограничения могли бы стать рубежом в нашей истории. Неу­дивительно, что и оценки этого события оказывались противополож­ ными.

«Официальная» точка зрения сложилась уже в XVШ в.: коварные вельможи избрали на престол Анну Иоанновну (1730—1740) и обма­ном ограничили ее власть ради собственного «властолюбия». Но благо­ родные дворяне не могли вынести такое унижение монарха, вручили императрице самодержавную власть и низвергли бояр-«олигархов».

Коронованный историк — Екатерина II — однозначно оцени ла их возможную победу как катастрофу: «Безрассудное на мерение Долгоруких при восшествии на престол императри цы Анны неминуемо повлекло бы за собой ослабление и — следственно, и распад государства; но к счастью намерение это было разрушено здравым смыслом большинства». Однако в общественной мысли появилась и иная позиция. Ис торик князь М.М. Щербатов в своем памфлете «О повреж дении нравов в России» полагал, что те, кто в 1730 г. потер пели неудачу, «предопределили великое намерение, ежели бы самолюбие и честолюбие оное не помрачило, то есть, учи нить основательные законы государству, и власть государе ву Сенатом или парламентом ограничить».

В новейших отечественных учебниках также можно встретить эту традиционную оценку действий членов Верховного тайного совета как попытку установления «олигархической формы правления» в ин­тересах старинных боярских родов. Между тем еще маститые истори­ки XIX — начала XX в. (С.М. Соловьев, Д.А. Корсаков, П.Н. Милю­ков) показали, что не все было так просто: на самом деле собравшие­ся в Москве дворяне в спорах создали несколько проектов нового государственного устройства России и вовсе не сразу попросили Анну принять самодержавие. Некоторые авторы даже полагают, что побе­да «верховников» означала бы «культурный сдвиг» в истории России, т. е. участие общества в управлении страной и контроле над государ­ственной властью.

Если бы перенести современные средства передвижения в то вре­мя, то немедленное прибытие растерянной Анны с подтверждением «кондиций», пожалуй, могло бы и вправду резко изменить политичес­ кий строй страны и упрочить положение Совета.

Подписанные императрицей «кондиции» тут же были бы опубли­кованы вместе с соответствующим манифестом и проведением прися­ги — все это поставило бы власти империи перед совершившимся фак­ том. А затем от имени Анны последовали бы раздачи чинов, наград и должностей для одних и отправка подальше от столицы недовольных: в полки, в персидские провинции, на воеводства и губернаторства. Позднее начались бы коронационные торжества с новыми милостя­ми... Быстрота, пожалуй, сулила членам Совета — «верховникам» из­вестные шансы на успех, хотя бы на какой-то срок.

Но время работало против «верховников». Для доставки Анны и ее свиты необходимо было приготовить не менее 1500 подвод и множе­ство лошадей. Да и путешествовать с курьерской скоростью императрица не могла: необходимы были торжественные встречи с парадами войск и молебнами, остановки для отдыха и ночлега, для чего искали подходящие дома, где бы «тараканов не было». Только утром 29 янва­ря Анна отправилась в путь, занявший почти две недели.

В России и тогда было «все — секрет, но ничего — не тайна». Власт­ные действия Совета и отсутствие точной информации не могли не волновать и не раздражать дворян, съехавшихся в столицу на царс­кую свадьбу и попавших на похороны Петра III. В этой среде обсуж­дали слухи о каких-то посланных к государыне письмах и подозрева­ли правителей в желании захватить власть. В то же время, судя по до­ несениям иностранных дипломатов, шли споры насчет будущей «формы правления»: «Одни хотят ограничить права престола властью парламента, как в Англии; другие — как в Швеции; иные думают сде­ лать престол избирательным, по примеру Польши; иные же, наконец, высказывают мнение, что нужно разделить всю власть между вельмо­жами, находящимися в государстве, и образовать аристократическую республику... »

Только 2 февраля «верховники» объявили в Кремле о согласии Ан­ны и предъявили «кондиции». От такой новости «шляхетство» приш­ло в смущение — с чего это государыня сама себя «изволила» ограни­ чить? Но князь Дмитрий Михайлович Голицын не допустил возраже­ний — он предложил собравшимся самим разработать и подать в Совет проекты нового государственного устройства.

Дворянское «общенародие» и его проекты

До нас дошли составленные в те дни семь дворянских проектов. Наи­большее значение из них имел самый представительный «проект 364» (по числу подписей под ним). Этот проект, как и остальные, отражал чаяния пережившего годы войн и реформ служилого сословия: отме­ну закона о единонаследии 1714 г.; определение сроков дворянской службы и неназначение дворян рядовыми солдатами и матросами, «порядочное произвождение» по службе.

Главным же был вопрос о формировании верховной власти. «Про­ект 364» предусматривал создание «Вышнего правительства» из 21 «персоны». Это правительство, а также Сенат, губернаторов и прези­ дентов коллегий предстояло «выбирать и балатировать генералитету и шляхетству... а при балатировании быть не меньше ста персон». Та­ким образом, проект предполагал упразднить Верховный тайный со­вет в его прежнем качестве и составе — при выдвижении кандидатов надлежало «более одной персоны из одной фамилии не выбирать». Кроме того, предлагалось создать еще одно «собрание», которое бы назначало на ключевые должности в системе управления и устраняло от этого «Вышнее правительство».

Принять такое устройство «верховники» не могли: оно означало отстранение от власти их самих — тех, кто первым предложил ограни­чить деспотизм. В ответ Совет подготовил свой «проект формы прав­ления». Дворянам было обещано производство по «заслугам и достои­нству», освобождение от службы в рядовых солдатах и матросах и жа­лование «без задержания». Совет согласился на увеличение своего состава путем выборов (но не более пяти новых членов), признавал выборы сенаторов и президентов коллегий и созыв представителей сословия для решения «новых и важных дел». Но выбирать должны были... только сами «верховники» вместе с Сенатом!

Такое «представительство» не устраивало «оппозицию», и члены Совета это поняли. Они даже не стали оглашать свой план, и в после­дующие дни попытались создать новый документ: «Способы, которы­ми, как видитца, порядочнее, основательнее и тверже можно сочи­нить и утвердить известное толь важное и полезное всему народу и го­сударству дело». Князь Голицын и его коллеги сделали еще один шаг навстречу оппозиции. Они предложили, чтобы «шляхетство» избрало бы «единосердечным согласием... годных и верных отечеству людей от дватцати до тритцати человек и утвердили б их письменно так, что оне внизу написанным порядком к ползе отечества сочинят и утвер­дят, и то имеет вечно твердо и нерушимо быть».

«Внизу написанный порядок» подразумевал создание чего-то вро­де Учредительного собрания из 20—30 человек для сочинения нового государственного устройства, куда могли бы приглашаться не только дворяне, но и представители других сословий (духовенства, купечест­ва и «от всякого чина») при обсуждении дел, касающихся этой груп­пы. Сами депутаты должны были иметь «от своего чина выбор и верюшие письма за руками».

Но если приглядеться к содержанию этого документа, то можно увидеть, что и эта уступка была весьма относительной. Во-первых, только Верховный тайный совет имел законодательную инициативу на весь период составления нового законодательства. Во-вторых, де­путатов еще предстояло выбрать с участием всех дворян империи. Сколько бы ушло времени на «избирательную кампанию» при понят­ных технических трудностях и обычном «нетстве», т. е. уклонении дворян от вызова в столицу на очередную тягостную службу? И в-третьих — новые законы должны были последовательно и единоглас­но приниматься сначала депутатами, затем Сенатом и... самим Вер­ховным тайным советом. Таким образом, «верховники» гарантирова­ли себе решающую роль в управлении. Но это означало, что они не смогли договориться с оппозицией в главном вопросе о власти.

С другой стороны, при взгляде на «проект 364» и другие «прожек­ты» с точки зрения нашего современника, хоть немного знакомого с проблемой становления более «демократической» политической сис­темы, нельзя не заметить некоторой невнятности предлагавшихся мер. Как, например, можно и нужно