1730 — Тридцать душ — цена «конституции

В ночь на 19 января 1730 г. в московском Лефортовском дворце (он и поныне стоит на берегу Яузы) умирал от оспы Петр II. Члены выс­шего государственного органа страны — Верховного тайного совета — должны были решать судьбу монархии — 15-летний император был последним мужчиной в роде Романовых.

Кто же реально управлял империей в царствование внука Петра Великого? Это братья князья Голицыны, предки которых сопернича­ли с Романовыми на «выборах» в 1613 г. Старший, Дмитрий Михай­лович, президент Камер-коллегии; младший, фельдмаршал Михаил Михайлович, за годы Северной войны стал одним из лучших российс­ких полководцев и командовал расположенной на Украине армией.

Наиболее близкими к умиравшему Петру II были князья Долгору­ковы — ведавший царской охотой Алексей Григорьевич (его дочь так и осталась царской невестой), умный и опытный дипломат Василий Лукич и фельдмаршал Василий Владимирович, недавно вернувшийся из завоеванных персидских провинций.

Формальным главой этого «правительства» был пожилой канцлер (так называли в России руководителей внешнеполитического ведом­ства — Коллегии иностранных дел) Гавриил Иванович Головкин, но истинным руководителем российской дипломатии был его замести­тель — бывший немецкий студент, ставший российским бароном, — Андрей Иванович Остерман.

Эти семь человек избрали на царство представительницу старшей линии династии — дочь царя Ивана герцогиню Курляндскую Анну (В качестве претенденток на престол рассматривались также великая княжна Елизавета Петровна и даже невеста Петра II Екатерина Долгорукова. Выбор пал на Анну Иоанновну, скорее всего в расчете на ее податливость. Овдовевшая после нескольких дней замужества (курляндский герцог скончался по дороге со свадебных торжеств, не выдержав безмерных петровских возлияний) и влачив­шая довольно жалкое существование в нищей сравнительно с Петербургом Митаве, Анна действительно готова была принять корону на любых условиях.).

Но вслед за этим Д.М. Голицын предложил собравшимся «воли себе прибавить». «Хоть и зачнем, да не удержим этого», — откликнулся на это заявление В.Л. Долгоруков. «Право, удержим», — настаивал Го­ лицын и пояснял: «Будь воля наша, только надобно, написав, послать к ее величеству пункты». Так появились на свет «кондиции» (позднее Анна назвала их «коварными письмами»), которые принципиально меняли вековую форму правления.

«.. .По принятии короны российской, в супружество во всю мою жизнь не вступать и наследника, ни при себе, ни по се бе никого не определять. Еще обещаемся, что понеже це лость и благополучие всякого государства от благих советов состоит, того ради мы ныне уже учрежденный Верховный тайный совет в восми персонах всегда содержать и без оно­го Верховного тайного совета согласия:

Ни с кем войны не всчинять.

Миру не заключать.

Верных наших подданных никакими новыми податми не отягощать.

В знатные чины, как в статцкие, как и в военные, сухо путные и морские, выше полковничья ранга не жаловать, ни­же к знатным делам никого не определять, и гвардии и про чим полкам быть под ведением Верховного тайного совета.

Ушляхетства и имения и чести без суда не отымать. 5) Вотчины и деревни не жаловать.

В придворные чины, как русских, так и иноземцев, без со вету Верховного тайного совета не производить.

Государственные доходы в расход не употреблять. И всех верных своих подданных в неотменной своей милости содер­жать.

А буде чего по сему обещанию не исполню и не додержу, то ли шена буду короны, российской» (Корсаков Д. А. Воцарение им ператрицы Анны Иоанновны. Казань, 1880. С. 17— 18).

Этот шаг министров, прошедших огонь, воду и медные трубы пет­ровских войн и реформ, не был внезапным. Петр хотел пробудить у подданных инициативу, ответственность, чувство долга — но оставлял их при этом в условиях всеобщей несвободы. Сосредоточение в руках монарха всей полноты власти с опорой на армию и бюрократию не могло рано или поздно не вызвать оппозиции со стороны самой опоры этой власти — российского служилого дворянства. Ведь именно в пет­ровское царствование эти самые дворяне (и прежде всего наиболее знатные) по воле царя-реформатора познакомились с европейскими нравами и порядками.

Побывавший послом во Франции Людовика XIV Андрей Матвеев был в восхищении от «Версальской слободы» и увидел «на обеде у ко­роля чин слово в слово весь двора московского старого». Но он же под­ черкнул в своих записках: «Но хотя то королевство деспотическое или самовладечествующее, однако самовластием произвольным николи же что делается, разве по содержанию законов и права, которыя сам король, и его совет, и парламент нерушимо к свободе содержит всего народу».

Первая попытка такого рода была предпринята уже в 1725 г. Во время предсмертной болезни императора Д.М. Голицын, В.Л. Долго­руков, Г.И. Головкин и ряд других «министров» выступили против пе­ редачи трона жене Петра — Екатерине. Это было не выступление аристократов против бывшей мужички неизвестной национальности (существует восемь версий происхождения этой российской императ­рицы! ). И не борьба между «боярами» — сторонниками сына цареви­ча Алексея, с одной стороны, и продолжателями петровских реформ, с другой, — как это до сих пор изображается во многих учебниках. Се­наторы и президенты коллегий хотели авторитетом Сената ограни­чить власть регентши Екатерины при маленьком императоре Пет­ре II. Произвол абсолютной власти несколько упорядочивался бы рамками «европейского» образца.

Тогда — не удалось. Противники оказались сильнее. Искусный дипломат П.А. Толстой пугал собравшихся во дворце вельмож неиз­бежной усобицей при царе-мальчишке. Напористый фельдмаршал Меншиков привел с собой гвардейских офицеров, от имени которых выступил майор Андрей Ушаков: «Гвардия желает видеть на престоле Екатерину и... готова убить каждого, не одобряющего это решение». Неутешная вдова Екатерина нашла силы, чтобы приготовить для сво­их защитников «векселя, драгоценные вещи и деньги». Расходные книги царского кабинета сообщают, что воцарение императрицы обошлось в 30 тыс. руб., из которых 23 тыс. руб. выплатили солдатам гвардии; остальное пошло на «тайные дачи» майору Ушакову и другим офицерам, в том числе сержанту Петру Ханыкову, который со своим бессменным караулом обеспечил изоляцию умиравшего императора от всяких нежелательных посетителей.

Они проиграли. Но все же выпервые в России вопрос о престоло­наследии решался в открытом споре — пусть и далеко не парламен­тском. Манифест о начале нового царствования был издан не от име­ни Екатерины: присягать новой государыне «правительствующий Се­нат и святейший правительствующий Синод и генералитет согласно приказали» — это означало слегка замаскированное избрание монар­ха. Добрая, но неграмотная императрица управлять государством не могла, да и не имела времени: петербургский двор, как доносил свое­му правительству польский посол Иоганн Лефорт, «целую ночь прово­дит в ужасном пьянстве и расходится, это уж самое раннее, в пять или семь часов утра». При государыне пришлось создать в 1726 г. Верхов­ный тайный совет, который с тех пор фактически управлял страной.

Теперь, наконец, настало «время, чтоб самодержавию не быть». Посланцы Совета во главе с В.Л. Долгоруковым срочно выехали к Ан­не в Митаву с письмом, утверждавшим, что избрана она не только са­ мим Советом, но «и духовного и всякого чина свецкими людьми», что не соответствовало действительности.