на ровной поверхности полуживого ландшафта…
Чем занята Ваша, смешной человек, голова!
Живите себе беззаботно, платите налоги…
А Вы над столом подымаете два рукава -
и сыпятся прямо в тарелки титаны и боги.
Ветка ивовая
Ты гитара моя,
ты совсем не моя,
ты гитара ночная,
шагреневая -
не заметили, как
в далеких далеках
ночь звенела, минуты разменивая.
Был похож гитарист
на дрозда, и, как дрозд,
обрывал гитарист
звуков спелую гроздь -
вот и ночь пронеслась,
вот и жизнь пронеслась,
ничего, Ваша Честь,
наш Серебряный Князь,
Ничего, Ваша Честь,
ничего, Ваша грусть:
если жизнь только часть
жития, значит, пусть
с этих лет, с этих пор
нам поёт Гамаюн
под сухой перебор
Ваших шёлковых струн.
И гитара ночная, шагреневая,
повторяет, немного мигреневая,
аккуратненько так выговаривая:
От ёлочных игрушек прежних лет
осталось только хрупкое сиянье -
сухой снежинки золотой балет,
да колокольца пляс перед санями,
да вот хлопушка со… со всё-равно,
с неважно-чем, поскольку это было
так рано, так беспамятно давно!
К тому же всё смешалось после бала.
Теперь, моя внезапная любовь,
украсим ёлку новыми словами -
тяжёлыми: уж тут не до забав,
когда мы всем на свете рисковали,
схватив друг друга за сердце врасплох, -
но мы сейчас забудем всё, что знали,
и на земле опять родится Бог,
и пожалеет нас, и будет с нами.
С невесёлой белой башней,
с неприкаянной душой -
что, кораблик мой бумажный,
как плывётся, хорошо ль?
Или – как: к туманным странам
плыть за тридевять земель
океаном окаянным,
грозной лужицей твоей?
Бог с ней – плачьте ли, не плачьте -
с жизнью, как-то прожитой!
Ничего, что мы без мачты -
хоть без мачты, да с мечтой.
Выбирай себе любую
из игрушек бытия.
Но оставь в покое бурю:
это буря не твоя.
И что с того, что легкокрыло
над нами бабочка вилась,
раз будет только то, что было, -
эх, раз, да раз, да много раз!
Я вспоминаю слово «страсть»
и ужасаюсь, вспоминая:
какая музыка шальная,
а как легко оборвалась!
Но то, как двое-под-зонтом…
но то, как двое-утром-рано -
об этом я совсем не стану,
хоть, может быть, скажу о том…
а впрочем, не теперь, потом!
Ещё не все круги замкнулись,
ещё не все названья улиц
я знаю в городе пустом:
ещё мне внове тот изгиб
и эти деревца кривые -
и, оттого что я погиб,
ещё мне горько, как впервые.
Мой Друг Противоречия, давай
смотреть на жизнь немножко розовее!
Я помню, как, над колыбелью вея,
ты предложил мне в руки взять январь, -
и вышло так, что с этих самых пор
я, обжигая холодом ладони,
хватался за несчастья, за юдоли,
за блёстки мира, за пустынный сор,
за никому не нужные слова
из сновидений и ночей бессонных -
и Спарта, кажется, была жива,
и у неё за пазухой лисёнок.
Что, Дух Противоречия, что, друг,
как больно жгло нас то, что мы любили!
