древесную песнь, но страдания оскверненной земли криком раздавались в его ушах.

Ему захотелось призвать ветра, забрать корабль из власти своего брата и направить его прочь. Это верная смерть — отправиться в те земли, истерзанные земли, где их ждет неминуемое поражение. Но вместо этого он просто крепче прижал Нилан к себе.

Буря вдали за горизонтом грохотала в его ушах, колотилась в груди и отдавалась эхом в костях. Он был молнией, трепещущей в ожидании могущественных сил, что собирались здесь.

Нилан, должно быть, тоже почувствовала это. Она подняла голову и посмотрела на восток, как и он. Полоса зеленых холмов заканчивалась почерневшим лесом. Он тянулся так далеко, как мог охватить глаз.

— Это конец света.

Эррил пытался не пустить Елену наверх, но по стали в ее глазах он понял, что это бесполезно. Однако сейчас, увидев в лунном свете пораженное выражение на ее лице, он пожалел, что не приковал ее на нижней палубе.

Она стояла у палубного ограждения, глядя на запустение там, где некогда был ее дом. Фруктовый сад покрывали обожженные колья, устремленные к небу. Воздух пропах дымом и пеплом.

Наступила ночь, и усеянные руинами холмы запылали красноватым светом горящих углей. Они все еще тлели под золой; это сияние напомнило Эррилу пожары в торфяных болотах северных степей. Путникам следовало остерегаться их тайного жара. Нога неосторожного человека могла провалиться в пылающую преисподнюю. Но земля здесь, как подозревал Эррил, была еще опаснее. Под дымящимся пеплом таилась мрачная магия.

«Фея Ветра» держалась на расстоянии от покрытых руинами долин. Внизу, во все еще зеленых лесах, войска огров собирались, чтобы разбить ночной лагерь для краткого отдыха. Армия силура также устраивалась на ночлег, некоторые оставались в облике крылатых созданий, другие принимали более удобную для себя форму: медведей, волков, лесных котов или какой-то смеси форм.

Луна над долиной висела тяжелая и яркая. Стояла первая ночь полнолуния середины лета — времени, когда мир повиснет на волоске и все будет зависеть от их успеха или провала.

Загрохотал гром, подобный барабанам войны. С далекого берега надвигалась буря. Как сказал Мерик, первые капли дождя упадут поздно ночью; к утру они окажутся в пасти бури. Не слишком твердая почва, чтобы начинать атаку, но буря станет помехой и для их врага. И, возможно, под прикрытием грома и дождя им удастся даже ближе подобраться к яме, прежде чем встревожатся армии Темного Лорда, какими бы они ни были.

Эррил нахмурился. Это было то, что беспокоило его больше всего по дороге сюда и сейчас. Нигде не было видно никаких следов врага.

Он не был столь наивным, чтобы думать, что враг не осведомлен об их приближении. Так почему же нет никакой суеты, никаких попыток помешать им? Неужели враг так уверен в своей мощи? Это заставляло Эррила нервничать больше, чем если бы им приходилось сражаться за каждый шаг.

Яма казалась частицей пустоты на безжизненном ландшафте, ее края заволакивали дым и темный туман. Но в ее центре пылал адский огонь, поднимаясь и опадая, словно там работали какие-то чудовищные кузнечные меха. От этого зрелища можно было онеметь, и один взгляд на него лишал силы духа.

Остальные постепенно уходили на нижние палубы. План на утро был согласован, стражи и часовые были выставлены на случай, если ночью нападет враг, и после долгого пути все искали того утешения, которое могли получить в эту последнюю ночь. Некоторые молились, иные искали общества друзей и возлюбленных, другие медитировали, собираясь с силами. На рассвете прозвучат рога и начнется последняя битва за Врата Плотины.

Эррил не отходил от Елены. Джоах стоял у другого ее плеча. Судьба, постигшая их родную долину, потрясла его не меньше. Хотя смерть Грешюма и сделала его моложе, сейчас он опирался на свой посох, обремененный тяжестью на сердце.

По всему небу звезды медленно исчезали, их заволакивали облака — кромка приближающейся бури. В тучах танцевали вспышки молний. Вскоре луна сядет, и ночь заявит свои права на долину, скрыв ужасное зрелище. Эррил смотрел, как Елена погружается в бездну отчаяния столь же глубокую, как та яма, что была вырыта в ее родной земле, и желал, чтобы буря поторопилась, чтобы она скрыла этот ужас от глаз его возлюбленной.

Джоах переступил с ноги на ногу и плотнее натянул плащ на плечи:

— Холодает. Возможно, нам следует спуститься.

Он бросил взгляд на Эррила поверх головы Елены, прося помочь, и кивнул ему, затем отвел Елену прочь от ограждения.

Она двигалась словно деревянная.

Налетел порыв ветра, и Эррил почувствовал, как первые капли дождя упали на его щеку, холодные и неприятные. Он взял Елену за другую руку.

— Нам надо отдохнуть, пока можно, — пробормотал он.

Вдвоем Джоах и Эррил повели Елену к люку на передней палубе.

Пройдя вперед, Джоах открыл дверь и знаком показал им проходить. Когда они шли мимо, он тихо сказал Эррилу:

— Позаботься о моей сестре.

— Сделаю все, что смогу, — ответил Эррил, не в силах дышать от волнения.

Джоах остался у двери.

— Прежде чем лечь, я отправлюсь с Толчуком — убедиться, что кланы огров собрались.

Эррил кивнул и повел Елену в ее каюту. Она не сказала ни слова. Она, казалось, снова стала той маленькой девочкой, которую он однажды спас в этих самых землях — столь же онемевшая, столь же измученная.

В каюте ярко горели угли в маленьком очаге, и тепло растопило холод почти мгновенно. Эррил отвел Елену к кровати, затем нагнулся, чтобы помочь ей снять сапоги.

— Я могу сама, — наконец сказала она и стряхнула упрямый сапог с ноги. Ее голос был не таким потерянным, как ожидал Эррил. Она справилась со вторым сапогом, и он со стуком упал на пол. За этим звуком последовал долгий вздох.

— Ты в порядке? — спросил Эррил, стоя на одном колене.

Елена медленно кивнула, но ее нижняя губа дрожала.

Он поднялся и скинул свои сапоги.

— Нам следует вздремнуть, пока можно, — сказал он мягко.

Елена стянула свою куртку из кожи теленка, а он скинул свой плащ. Постепенно они оба избавились от одежды и стояли теперь в одном нижнем белье. Елена развязала пояс на талии, теперь ее льняная сорочка свободными складками укрывала ее от плеч до середины бедра.

Эррил отодвинул меха и тяжелое шерстяное одеяло. Он повернулся, чтобы предложить ей лечь в постель первой, но увидел, что она смотрит на него. Прежде чем было произнесено хоть слово, она мягко толкнула его на кровать. Ее руки скользнули под его рубашку, ее ладони были теплыми на его все еще холодной коже. Елена коснулась пальцами его груди и начала стягивать его рубашку.

Он поймал ее руки:

— Елена…

Они не спали обнаженными вместе с той ночи, когда она замерзала на поляне силура.

Она уверенно высвободила руки и продолжила снимать его рубашку, стянула ее и отбросила прочь.

Он смотрел в ее глаза и видел, что ей нужно. Она развязала завязки на своей сорочке. Льняная рубашка упала, соскользнув с ее плеч и грудой ткани упав к ее ногам. Елена переступила через нее, обнаженная, женщина потрясающей красоты. Сияние огня омывало ее кожу, словно поток жидкого света, окрашивая ее в теплые тона, от изгиба шеи до ложбинки между ее грудями, до округлости ее бедер.

Она пришла к нему во всей своей женственности, и он не мог ни дышать, ни произнести хоть слово. Он издал звук, который был чем-то средним между попыткой утопающего вдохнуть и стоном желания.

Стоя перед ним, она коснулась его снова: его щеки, его шеи, ниже — его руки. Взяв его руку, она