Не отрывая глаз от грубо выполненной карты, она кивнула:

— Пусть будет так.

Все разошлись; только Эррил остался на камбузе с Еленой. Он налил ей кружку дымящегося чая и вложил в ее холодные пальцы.

— Что случилось? — спросил он мягко.

Елена взяла его за руку.

— Посмотри на меня, — сказал он, садясь рядом с ней.

Она наконец сделала это.

В его глазах алый огонь прирожденного командира погас, уступив место обычной мрачности. Он говорил искренне:

— Завтра многие погибнут. Такова война. Но сейчас мы живы.

— Но…

— Т-с-с-с, — он поднял ее руку и поцеловал ладонь. — Сейчас мы живы.

Тепло его губ было бальзамом для боли в ее сердце. Она закрыла глаза и позволила этому теплу распространиться по телу. Слишком быстро он оборвал поцелуй, но по-прежнему держал в руках ее ладонь, хранящую тепло его губ.

— Я видел твое лицо, когда ты смотрела на карту, — сказал он тихо, своими словами бередя рану. — Ты узнала место, где выкопана яма.

Подкатили слезы. Она сражалась с ними с того момента, как впервые увидела жуткую карту. Свободной рукой она коснулась отмеченной углем ямы:

— Дядюшка Бол…

Эррил сжал ее руку:

— Там когда-то стояла его хижина. А перед этим там была школа магов моего времени.

Елена наконец смогла заговорить:

— Касса Дар упоминала пересечение энергий?

Эррил кивнул:

— Узел силы, более мощный, чем любая из точек пульса Земли. Темный Лорд намеревается поместить Врата Виверны на этой живой артерии Земли, чтобы изменить мир раз и навсегда.

— И дядюшка Бол построил свою хижину там…

— Возможно, он знал — неважно, сознательно или нет…

Елена ущипнула себя за бровь, вспоминая те давние времена.

— Дядя Бол говорил что-то о пещерах под его хижиной. Он сказал, что думает, будто маги построили там школу, потому что ощущали поток силы.

— И Денал. Он бежал в эти самые пещеры. Его душа обратилась в кристалл, и он ждал нас, оставаясь там благодаря этой энергии.

Елена вздохнула:

— Так, значит, мы закончим там, где все началось.

Эррил взял ее за вторую руку:

— Более того: там, где мы начали идти по этому пути вместе. Закончим мы его тоже вместе.

Она благодарно улыбнулась, вспомнив слова Сизакофы. Призрак древней ведьмы был прав. Слова, произнесенные перед Вратами, не следовало знать больше никому… даже Эррилу. Елена позволила ему сохранить иллюзию того, что они направятся на эту последнюю битву рука об руку. Было ясно, что ему нужно верить в это так же, как и ей, и она не могла отобрать у него эту веру. Но в самом конце она останется одна, и судьба мира будет в ее руках. Она позволила Эррилу сжимать эти руки сейчас — руки ведьмы, руки женщины.

«Держи их, пока можешь, — подумала она, не говоря ни слова. — В конце концов тебе придется их выпустить».

Солнце село. Мерик и Нилан стояли на носовой палубе «Феи Ветра». Мерик закрыл глаза и с удовольствием почувствовал ветер и магию, пронизывающую корабль. Он хотел коснуться стального киля внизу; энергия пылала перед его мысленным взором. Но это был не его корабль. Капитан, троюродный брат Мерика со стороны отца, вполне мог справиться с управлением судном и придерживаться скорости армий внизу. Его помощь не требовалась.

Поэтому он направил свои чувства к ветрам. Он проникал в них, отводя в сторону случайные порывы, и бриз развевал его волосы. Он почувствовал далекий гром за горизонтом.

Буря двигалась с моря, нагромождая друг на друга облака и пласты теплого и холодного воздуха. Влага, все еще хранившая запах моря, наполняла небо. Мерик ощутил вибрацию ветвящейся молнии, и то, как где-то, пока еще далеко, летят по волнам ветра, готовые растерзать эти горы.

Перед рассветом в небесах шла такая же война, как и на Земле. Следовало предупредить Эррила и остальных, но это могло и подождать немного. Он открыл глаза. Небеса здесь все еще были ясными. Только несколько легких облаков в вышине, розовые полосы на фоне темного пурпура неба, напоминали о сиянии дня. Солнце село позади них. На востоке небо уже потемнело. Засияли звезды.

Нилан пошевелилась рядом:

— Мы недалеко от сожженных деревьев.

Мерик глубоко вдохнул. Воздух пах древесным дымом, но не больше; чем мгновение назад. Внизу огры маршировали между здоровых деревьев и по покрытым луговой травой полянам. Они двигались с удивительной для таких больших существ скоростью — так валуны катятся с вершины горы к подножию.

Он перевел взгляд дальше, к темному горизонту, но не увидел ничего, кроме живой зелени.

— Я не вижу сгоревший фруктовый сад.

Плечи Нилан опустились.

— Я чувствую его.

Ее рука поднялась ко лбу, затем остановилась на груди.

— Это хуже, чем любая болезнь. Вокруг меня звучит песнь деревьев, яркая, как весна в горах, но впереди, стоит прислушаться, я слышу жуткий диссонанс — не тишину моего пораженного болезнью дома, а отчаянный крик, полный мучений.

Ее руки поднялись, чтобы закрыть уши. Мерик оперся бедром на палубное ограждение и притянул ее к себе.

— Позволь этому уйти, — прошептал он ей. — Плач, что ты слышишь, будет последней печальной песнью. Я обещаю тебе. Мы победим.

Она прильнула к нему:

— Я молюсь, чтобы это было так… но…

Ему не нужна была магия, чтобы услышать ее непроизнесенные мысли.

— Родрико в безопасности, — уверил он ее. — Каст заботится о Шишон и Родрико на борту «Сердца Дракона», им не причинят вреда.

Нилан покачала головой:

— С наступлением рассвета безопасных мест не будет.

Он мягко поцеловал ее медовые волосы. Она пахла лепестками роз и цветами апельсина.

— Твой сын будет под защитой.

Она пробормотала что-то неразборчивое, но он понял и поправился:

— Наш сын.

На восходе солнца они принесли друг другу клятвы, свидетелями которых были только открытые небеса и леса внизу. Кто знает, будет ли у них такая возможность позже? Казалось, что это глупо — молчать о том, что на сердце. Они впервые встретились в этих же самых лесах — древние враги, разделенные кровью. Но в конце этого долгого пути, полного тягот и потерь, прошлое не казалось столь же важным, как настоящее. Его рука нашла ее руку. Пальцы сплелись, соединяя их сердца.

— Тьма приближается, — прошептала Нилан.

Мерик снова посмотрел на горизонт. На краю мира зеленый лес обрывался в черноту. Столб дыма поднимался к небу — чернильный оттенок глубже, чем мрак наступающей ночи. Мерик не мог слышать