Итак, что творит таковой совершенный монах? В церковь он не ходит, служб церковных, псалмов и молитв не читает, не читает и молитвы Иисусовой, а только в сердце своем носит имя Иисуса. Не рискует ли он забыть все свое монашество и, пребывая в лености и нерадении, оправдывать свое омирщение тем, что он в сердце своем носит имя Иисусово? — Или он достиг уже такой степени, на которой уже и падение невозможно? Напрасно так думать![1408]

Далее докладчик переходит к своему излюбленному аргументу — сравнению почитания имени Божия с хлыстовством:

К сожалению, наше время есть время исключительного увлечения хлыстовством и русского народа и русского общества. Полное неверие отжило свой срок. Людям жутко стало жить вне общения с небом, но приближаться к нему путем узким, путем Христовым:«аще хоще–ши внити в живот, соблюди заповеди», — это тоже для них, развращенных и расслабленных, кажется не под силу. И вот они измышляют новые пути к Божеству: сектантства, магнетизма, необуддизма, а наипаче хлыстовщины<…>Мало верующие в действительные чудеса люди, готовы верить всяким измышленным чудесам мошенников–аферистов, лишь бы ослабить значение заповедей Божиих о молитве, послушании и воздержании. Они с жадностью набрасываются на все, что идет врозь со строгим учением Церкви, на все, что обещает приближение Божества помимо церковного благочестия и без напряжения нравственного. Вот почему и за учение Илариона ухватились столь многие: одни по слепой ревности и упрямству, а другие по лености, сладостно предвкушая, как они скоро дойдут до такой степени совершенства, когда им можно будет и служб церковных не выстаивать, и никаких молитв не читать, а только»носить в своем сердце имя Иисуса» [1409].

Остается только удивляться тому, как архиепископ Антоний мог не заметить, насколько глубоко учение схимонаха Илариона укоренено в церковной традиции, пронизано евхаристическим духом, пропитано идеями православного богослужения. Если монах, — согласно учению о. Илариона, как его представлял себе архиепископ Антоний, — «в церковь не ходит»и»служб церковных не читает», а следовательно, не участвует и в таинствах Церкви, заменяя церковное благочестие призыванием имени Божия, тогда в чем смысл настойчивых напоминаний схимонаха Илариона о необходимости причащения Святых Тайн, в чем причина его столь частого обращения к богослужебной практике и богослужебным текстам? Единственным ответом на недоумение является тот, который сам архиепископ Антоний дал Великой Княгине Елизавете Федоровне: книгу схимонаха Илариона он не читал, а судил о ней понаслышке [1410]. Потому, наверное, и суждение его было столь резким и безапелляционным.

В книге схимонаха Илариона архиепископ Антоний не находит духовного опыта, а находит лишь»самообольщенное мечтание». Что же касается»Апологии»Булатовича, то в ней он видит»одно только словопрение, т. е. схоластику, но без твердой логики, без знания св. Библии и без понимания греческого языка» [1411]. Сравнивая Булатовича с Иларионом, архиепископ Антоний говорит:«Сей подражатель нового лжеучения гораздо искуснее распространяет его, чем его первоначальник, ибо много превосходит его хитростью и наглостью и умением прельстить и запугать простодушных русских иноков» [1412];«его уловки так натянуты и искусственны, что невозможно верить их искренности: он сам, разумеется, не верит своим словесным фокусам» [1413].

Учение Илариона и Булатовича о том, что»имя Божие есть Сам Бог»архиепископ Антоний (Храповицкий) считает»бредом сумасшедших» [1414]. По существу этого учения докладчик говорит следующее:

Можно ли, не отказавшись от христианства и от разума, повторять их нелепое утверждение о том, будто имя Иисус есть Бог? Мы признаем, что имя Иисус есть священное, Богом нареченное и возвещенное Ангелом, имя данное Богочеловеку по Его вочеловечении (еже бо бе пребысть, и еже не бе приясть [1415]), но смешивать имя с Самим Богом не есть ли то верх безумия? Что есть Бог? Бог есть Дух, вечный, всеблагий, всеведущий, вездесущий и прочая, единый по существу, но троичный в Лицах. Значит, и имя Иисус есть не слово, не имя, а Дух вездесущий, благий, троичный в лицах? Кто, кроме лишенных разума, может повторить такую нелепость? Или они скажут, что сие имя есть самое второе Лицо Святой Троицы и Богочеловек? Тогда пусть они признают и другую нелепость, что имя сие собезначально Отцу, от Него предвечно рожденное, вочеловечившееся, распятое и воскресшее. Была ли когда?нибудь ересь, дошедшая до таких безумных выводов?[1416]

Рассматривая»Апологию»Булатовича в Главе VII, мы обнаружили некоторую непоследовательность в изложении им учения об имени»Иисус»: это имя у него действительно по временам как бы отождествляется с Самим Иисусом. Однако то, как мысль Булатовича представлена в докладе архиепископа Антония, является намеренным искажением имяславского учения. Воспользовавшись терминологической непоследовательностью своего оппонента, архиепископ Антоний доводит его мысли до абсурда.

Такой же карикатурой на имяславское учение является комментарий архиепископа Антония к учению об имени Божием как энергии Божества.«Энергия Божества, — утверждает докладчик, — и воля Божества вовсе не есть то, что Господь сделал, и вовсе не слова, которые Он произнес». Есть божественная энергия, а есть ее произведение:

Божию энергию можно назвать Божественною деятельностью, а Божие слово и Божие творение — это произведение Божественной деятельности, Божественной энергии, а вовсе не самая энергия. Вот этого?то о. Булатович по своему невежеству не досмотрел, или по своему лукавству не пожелал досмотреть. Если всякое слово, реченное Богом, и всякое действие Его есть Сам Бог, то выходит, что все, видимое и осязаемое нами, есть Сам Бог, т. е. получается языческий пантеизм<…>И такую нелепость о. Булатович утверждает без всякого стыда; он говорит что всякое слово, на Фаворе сказанное, есть Бог: значит, и слово»послушайте»есть Бог и слово»того»есть Бог? Бог обличал Иудеев древних, Господь Спаситель обличал Иудеев современных, говоря им:«змия, порождение ехиднова». Значит, и змея Бог и ехидна — Бог? По Булатовичу непременно так, вдвойне так, ибо и змею, и ежа, и зайца сотворил Бог, они суть действия Божества, а следовательно все эти звери тоже Бог? Так впрочем и учат индусы–пантеисты и поклоняются, как Богу, и крокодилам и обезьянам и котам. Неужели о. Булатович желает и афонских иноков привлечь к такому же безумию?[1417]

Обвинение в пантеизме, прозвучавшее еще в рецензии инока Хрисанфа, на наш взгляд, столь же необоснованно, как и обвинение в хлыстовстве. Всякому, даже самому придирчивому читателю»Апологии»станет ясно, что никакого обожествления змей, ехидн и зайцев у Булатовича нет, а есть только учение о присутствии Бога в Его священном имени, выраженное, может быть, без достаточной ясности, но во всяком случае без заведомого намерения»привлечь к такому же безумию»афонских иноков.

Архиепископ Антоний (Храповицкий) резко критикует Булатовича за его мысль о том, что даже при несознательном произнесении имени Божия человек имеет в этом имени Бога»со всеми Его божественными свойствами» [1418]. В этом утверждении архиепископ видит»хлыстовские воззрения, по коим слова, магические действия в отрешении от веры и добродетели, приближают нас к Божеству» [1419].

Главу»Апологии», содержащую разбор православного богослужения, архиепископ Антоний называет»нелепейшей из нелепых». Конечно, рассуждает архиепископ, все наши службы состоят в постоянном призывании Бога,«а призывание естественно учащает произнесение Его имени», но вот, например, в молитве»Отче наш»Бог вовсе не назван»ни Богом, ни Господом, ни иным из еврейских имен Божиих, столь любезных нашему новому философу». Встречающиеся в богослужении выражения»имя Божие»и»имя Господне», по мнению архиепископа, заимствованы из Псалтири и других книг Ветхого Завета [1420]. Однако никакого объяснения этому феномену он не дает. Важнейший вопрос о том, почему в молитве и богослужении выражение»имя Божие»употребляется в качестве синонима слова»Бог», оставлен им без ответа.

Доклад архиепископа Антония завершается обвинением Булатовича в неискренности и злонамеренности:

<…>Что вовлекло его в такие умственные трясины, увлечение ли ложною идеей, соединенное с упрямством, или посторонние честолюбивые цели? При всем желании дать утвердительный ответ на