убийства – так это у нее… и вообще, при ее душевном заболевании человек может совершить убийство вообще без всякого мотива, просто под влиянием болезни…

Точно, это Лариса убила бывшего мужа!

Мои мысли прервал голос Бухтеева:

– Какие у тебя могут быть дела?

– Говорю же – тебя это совершенно не касается! И потом, я ведь вернулась!

– Вернулась… – неохотно подтвердил санитар. – Но где-то пропадала полдня… может быть, ты уже достала те драгоценности? Может быть, ты их перепрятала?

– Не беспокойся, я тебя не обману. Они находятся в надежном месте, и без тебя я не смогу их достать.

– Так давай уже достанем их и поделим…

– Не волнуйся, твое от тебя не уйдет! Нужно подождать еще немного… еще три дня…

– Тогда не жалуйся, что я тебя запираю! Я не хочу остаться в дураках!

– В дураках! Это тебе очень подходит! – Женщина хрипло рассмеялась, затем смех резко оборвался. – Вообще, хватит болтать. Я хочу есть. Ты мне что-нибудь принес?

– Принес, – я услышала шорох разворачиваемой бумаги, затем раздраженный женский голос:

– Опять объедки? Я хочу нормальной еды…

– Достанем драгоценности – и у тебя будет любая еда, какую ты захочешь, а сейчас я не могу готовить тебе разносолы!

Я тихонько достала мобильник и стала нажимать кнопки. Где-то у меня был телефон Леши Творогова… Вот дура, не внесла его в записную книжку… Когда-то он мне звонил, в памяти должен остаться номер… Этот… нет, это из парикмахерской… Этот… нет, это звонили из зоомагазина, предлагали новый сухой корм для Бонни… Вот, кажется, этот…

Трясущимися руками я нажимала кнопки. Со страху нажала не ту, едва не стерла номер из памяти, пришлось начать все заново. С ужасом ожидала я, как равнодушный женский голос ответит, что абонент отключен или находится вне зоны действия сети. Это значило бы, что два моих знакомых капитана снова сидят в засаде или просто Лешка забыл вовремя заплатить за телефон. Но в трубке раздались длинные гудки.

– Но ты хотя бы можешь купить мне яблок? Я хочу яблок! – Голос Ларисы звучал капризно и истерично. – Что, разве это так много? Самых обычных яблок… в больнице мне их давали…

– Потому что твой муженек платил! – резко оборвал ее санитар. – А теперь халява кончилась…

Телефон Творогова по-прежнему не отвечал. Не иначе он забыл его дома или оставил в кабинете, а сам пошел в буфет. Или к начальству вызвали…

– Принеси мне яблок – или не увидишь драгоценностей как своих ушей! – взвизгнула Лариса.

– Чтоб тебя! – Бухтеев в сердцах запустил в стену чем-то тяжелым, но все же сдался. Я услышала приближающиеся к двери шаги и едва успела спрятаться за выступом стены как раз в тот момент, когда на том конце ответили.

Телефон выпал из моих рук и свалился в заросли крапивы, что разрослись вокруг старого строения.

Санитар вышел из пакгауза, заложил дверь засовом и побрел к станции, где имелся магазин.

Я подождала, пока он скрылся за зданием склада, подкралась к двери и отодвинула засов, тяжко вздохнув по поводу пропажи телефона, поскольку вытащить его из крапивы не представлялось никакой возможности.

– Ну что, уже вернулся? – раздался из-за двери раздраженный голос Ларисы. – Я же велела тебе купить яблок!

Я вошла внутрь и плотно затворила за собой дверь.

Здесь был действительно самый настоящий крысятник – голые кирпичные стены, бетонный пол, слабый мертвенный свет, пробивающийся сквозь щели между досками. Из обстановки здесь имелись только два шатких табурета, колченогий столик, накрытый рваной клеенкой, больничная тумбочка, топчан, застеленный рваным байковым одеялом, и разбитый шкафчик, на полках которого стояли несколько щербатых кружек да пара алюминиевых мисок.

И посреди этой неописуемой «роскоши» стояла женщина лет сорока со следами безнадежно утраченной былой красоты.

Женщина выглядела болезненно худой, темные прямые волосы свободно раскинулись по плечам, среди них змеились седые нити. Черты лица заострились, кожа была желтоватая, как старый пергамент. И только огромные черные глаза, казалось, сохранили молодой блеск. Впрочем, при ближайшем рассмотрении оказалось, что глаза не блестят, а пылают от огня, который сжигал женщину изнутри. Да уж, доктор Иван Карлович, похоже, в данном случае оказался не на высоте, дама явно выглядела ненормальной.

– Ты еще кто такая? – проговорила она удивленно.

– Вопрос не в том, кто я. Гораздо важнее, кто вы. А вы, как я понимаю, Лариса Алексеевна Кондратенко?

– Я-то Кондратенко… – проговорила она, и ее когда-то красивое лицо искривилось в какой-то странной усмешке. – Я-то Кондратенко… а вот они все, эти Ирины-Марины, они никто… они ему и не жены вовсе… пустое место…

– Как – не жены? – удивилась я.

– А очень просто… Петька-то со мной не развелся! Значит, по закону я – все еще его жена! То есть теперь вдова!.. – И она закатилась хриплым безумным смехом.

Мне стало очень не по себе, однако отступать было поздно.

– Вы его убили! – выпалила я, едва затихли отзвуки ее смеха. – Я знаю, это вы убили Петра Кондратенко!

– Ну, я! – Лариса уставилась на меня с гордостью. – И все равно мне ничего не будет! Я – ненормальная, понятно? Это признано судом! В худшем случае меня вернут в ту мою палату… в палату, где я и без того уже отсидела пятнадцать лет! Ты можешь представить, что это такое – пятнадцать лет отсидеть ни за что в четырех стенах, в сумасшедшем доме, среди шизофреников и маньяков? Да нет, откуда! Это невозможно представить! Это надо пережить…

– Почему – ни за что? – выхватила я из ее фразы ключевое слово. – Вы сидели за убийство! Вы зверски убили любовницу своего мужа! Вам еще повезло, что вас признали невменяемой! Иначе вы попали бы на зону!

– Повезло?! – Она посмотрела на меня дикими, безумными глазами, и я испугалась – ведь эта женщина уже дважды убила, что ей стоит убить третий раз! Но она не сделала ни шага в мою сторону, только рот ее мучительно искривился, и она выплюнула мне в лицо горькие, выстраданные слова: – Повезло! Ты не представляешь, о чем говоришь! Эта больница – настоящий ад… и потом… если бы меня осудили – я уже давно вышла бы на свободу! А самое главное…

– За что вы убили Петра? – спросила я, не дослушав, почувствовав, что наступил тот самый момент истины и что сейчас она расскажет мне все. – За что? Ведь он заботился о вас, платил за отдельную палату, за обслуживание…

– Петька? – Она снова хрипло рассмеялась. – Да ты его, видать, совсем не знаешь! Чтобы Петька платил по собственному желанию… у него копейки просто так не выпросишь! Разве что под общим наркозом! Он платил, потому что хотел, чтобы я молчала!

– Молчала? О чем?

– Ну, во-первых, о том, что мы по-прежнему женаты. Ведь он как поступил? Потерял паспорт… якобы потерял, и оформил новый, без штампа о браке.

Я вспомнила, что Люба рассказывала то же самое. То есть покойный Петр Кондратенко повторял грязный трюк неоднократно! Нет, хоть о мертвых принято говорить только хорошее, но этот тип был последний мерзавец!

– Но самое главное – не это! – Лариса полезла за пазуху и вытащила сложенную вчетверо смятую бумагу. – Самое главное я узнала совсем недавно… вот, прочитай письмо, которое я получила две недели назад! Прочитай, и ты все поймешь!

Она вложила смятый листок в мою руку.