потому что боялась, что Бонни заберется по ней следом. Недалекая женщина не понимала, что лестница просто не выдержала бы веса Бонни, да он и не слишком ловок – все же не в цирке работает.
Я подоспела как раз вовремя – в проезд между домами заворачивала машина МЧС. Ее вызвали соседи из другого дома, с которыми теща объяснилась морской сигнализацией, использовав вместо флажков куски все того же многострадального передника.
Несмотря на выволочку, устроенную мной, Бонни выглядел страшно довольным проделанными мероприятиями. МЧС тоже нашлось дело – снимать тещу с крыши. В результате я оплатила вызов, порванный передник и прокушенный шланг. Парни из МЧС вели себя невозмутимо – они и не такое на своей работе видали. А сосед, тещин зять, принимая от меня деньги, подозрительно блестел глазами и выглядел почти таким же довольным, как Бонни.
Он пресек мои многословные извинения, сообщив, что теща его – женщина крепкая, просто так ее не изведешь, никакая, извините, холера ее не возьмет, отоспится денек и снова будет как огурчик. Потом потрепал Бонни по загривку и ушел.
– Ну, ты даешь! – сказала я этому чудовищу, запирая за соседом дверь. – Ты что себе позволяешь? Хочешь меня со всеми соседями перессорить? Нам же тут жить!
Бонни зевнул во всю пасть с громким подвыванием. Это означало, что я снова его бросила, ему стало скучно, оттого все и получилось. И если бы я всегда брала его с собой, когда куда-нибудь ухожу, то всем было бы гораздо лучше.
Я сделала вид, что не понимаю его намеков.
Наутро я собиралась препоручить Бонни заботам дяди Васи, но его городской телефон снова не отвечал, а по мобильному он звонить запретил – дела у него, видите ли, важные. Что ж, у меня тоже теперь дела, я работаю на Любу Кондратенко.
Брать с собой собаку на расследование невозможно, оставить его в садике я не рискнула, сначала нужно вырытый им тоннель надежно забетонировать. Если же запереть этакую махину в двухкомнатной квартире, то по возвращении я найду там жалкие обломки моего жилья. Бонни там тесно, и от тоски он переломает мебель и перебьет всю посуду.
Я решила вопрос по-другому: поскольку квартира на втором этаже пустует после ремонта, я заперла Бонни в нашем общем подъезде, постелив его матрасик на лестничной площадке.
– Будь умницей, – сказала я Бонни, – когда вернусь, пойдем с тобой к Энджи, она, наверно, скучает…
«Надо больно», – Бонни засопел и отвернулся.
Римма Васильевна, которая первой значилась в коротком списке подозреваемых в злодеяниях против моей клиентки, жила за Тучковым мостом, на Петроградской стороне, неподалеку от городского зоопарка. Фирма, которой она владела и руководила, находилась в том же доме, что и ее квартира. Удобно – не надо ехать на работу, застревая в пробках или давясь в общественном транспорте…
Все-таки материальная обеспеченность имеет массу положительных сторон!
Я оглядела красивый старый дом, недавно отремонтированный, и увидела на одном из подъездов скромную вывеску:
«ООО «Гигиея». Медицинское оборудование и сопутствующие товары».
Вот она, фирма Риммы Васильевны! Название, конечно, звучит не очень благозвучно, но для фирмы, торгующей медицинским оборудованием, вполне подходит: Гигиея – греческая богиня здоровья, дочь бога медицины Асклепия, та самая особа, которая кормит змею из чаши на медицинской эмблеме.
Неподалеку от этого подъезда коренастая тетенька в синем сатиновом халате поливала из шланга нарядный цветник. Я невольно залюбовалась лиловыми гиацинтами, махровыми нарциссами и чудесными разноцветными тюльпанами.
Для сбора оперативной информации я решила использовать неоднократно проверенный вариант: зайти в офис фирмы якобы с намерением устроиться на работу и разведать все, что удастся.
Однако, хотя день был рабочий и время самое что ни на есть приемное, дверь фирмы «Гигиея» оказалась заперта.
– Девушка, – окликнула меня дворничиха со шлангом. – Тебе чего надо-то? Почта, что ли, для этой «гиены»?
– Да нет, – ответила я расстроенным тоном, кстати, совершенно искренним. – Я хотела на работу сюда устроиться… в газете объявление нашла, что им требуется бухгалтер…
– Эка, спохватилась! – Дворничиха перекрыла воду и подошла поближе с явным намерением поговорить. – Им, то есть «гиене» этой, больше никто не требуется, и долго не потребуется!
Она сделала вид, что снова собирается приступить к тщательной поливке растений, но великий режиссер Станиславский наверняка сказал бы: «Не верю!».
– Почему не потребуется? – не сдавалась я, чувствуя, что она ждет от меня расспросов.
– Потому и не потребуется, что неприятности у них большущие! Просто агромадные! Хозяйка-то, Римма, значит, Васильевна, вообще сейчас на даче…
– На даче? – На этот раз я и вправду была удивлена. – Цветы, что ли, разводит? Так это же очень приятно, а вы говорите – неприятности… какие же это неприятности!
Я невольно вспомнила розы, которые разводила на собственном участке – давным-давно, в другой жизни, когда у меня был муж и загородный дом с чудесным садом. И розы, как они там сейчас без меня, бедные…
– Какие цветы! – Дворничиха посмотрела на меня как на ненормальную. – На даче показаний она, у прокурора! Под следствием Римма Васильевна!
– Под следствием?! – Я сделала стойку, как охотничья собака, почуявшая свежую дичь. – А что же она такое натворила? Убила, что ли, кого?
– Типун тебе на язык! – отмахнулась дворничиха. – Зачем убила-то? Она, Римма, по другой части, за махинации ее посадили!
Дворничиха подошла еще ближе ко мне и продолжила, доверительно понизив голос:
– Она, значит, всякими товарами медицинскими торговала, так?
– Так, – согласилась я, на всякий случай взглянув на вывеску. – Вот же, именно так и написано…
– Написано-то оно верно, – продолжила тетка. – Только эти самые товары у нее были левые!
– Краденые, что ли?
– Не то, чтобы краденые, – дворничиха запнулась, прежде чем произнести сложное слово, – гуму… гуманитарные! Поступали они, значит, бесплатно от всяких там… спонсоров для разных больниц и детских учреждений. Начальник, который этим делом ведал, отправлял их вместо больниц на склад, а потом, когда у них срок годности кончался, продавал задешево Римме Васильевне. Ну а она их уже за большие деньги перепродавала и с тем начальником делилась. Теперь вместе с ним под следствием, только срок им пополам не поделят, наоборот – за соучастие больше дадут…
– Ну надо же! – Я постаралась показать свою заинтересованность. – А вы-то как про это узнали?
– Как узнала? Ты, девушка, имей в виду: дворник знает все! Мимо нас ни одна муха не пролетит без документов! Кто к кому ходит, кто с кем гуляет, кто записанный, а кто так… у этой-то, у Риммы, через что все раскрылось?
– Через что?
– Так через полюбовника! Полюбовник ее заложил, он же шофер! Олегом зовут!
– Да что вы говорите?! – На этот раз я действительно очень заинтересовалась, потому что про Олега Люба упоминала. Он играл в ее истории, можно сказать, ключевую роль.
– Точно тебе говорю! Римма-то, она ему совсем житья не давала, ревновала к каждой собаке. Ну, он терпел-терпел, ради денег-то, а потом, видно, надоело, и решил от нее избавиться. А Римма, она такая – кремень-баба, у нее не забалуешь! Шаг влево, шаг вправо – голову оторвет! Ну, так он ее и заложил, чтобы ей уж не до него было…
– Ну, надо же! – воскликнула я с интересом. – Какая история! Через любовь женщина пострадала!
– Ага, через любовь! – Дворничиха пригорюнилась. – Мы, бабы, завсегда через любовь страдаем! Только этот-то, полюбовник ее, тоже ничего не выиграл. Думал, Римму засадит, а сам будет как сыр в масле кататься. Уже собрался со Светкой из шестнадцатой квартиры на Канары. Да не тут-то было! Римма на него
