Прокопыча темными, глубоко проваленными глазами.

— Чур меня, чур, нечистая сила… — В страхе староста никак не мог найти ручку двери и, пытаясь спиной отворить ее, толкался объемистым задом не з дверь, а в косяк.

Наконец, путаясь длинными ногами в заржавленных ухватах, из-под печки вылез не домовой, а штурмбанфюрер Гиллер собственной особой. Нечистиком, впрочем, его сейчас можно было назвать, отнюдь не греша против правды. Обычно столь выдержанный и выхоленный, майор был покрыт грязью и паутиной, налипшей не только на его черный эсэсовский мундир, но даже на волосы, всегда так гладко зализанные, а сейчас растрепанные и стоявшие какими-то нелепыми хвостиками.

При первых выстрелах, раздавшихся у дома, Гиллер выбежал на крыльцо, но, одним взглядом оценив положение, сообразил, что уйти из рук партизан будет трудно, и ринулся обратно, в расчете на то, что никто не станет его слишком тщательно разыскивать именно в доме старосты, а скорее всего почтут бежавшим. Темный зев подпечья привлек его внимание, и, попытавшись протиснуться в него, Гиллер быстро убедился в преимуществах русской сельской архитектуры. Несмотря на свою долговязость, он уместился там целиком и благополучно просидел в своем убежище, пока, наконец, неосторожная беседа старосты с самим собой не убедила его в том, что партизаны уже покинули деревню.

А Прокопыч тем временем нашарил ручку двери, но сейчас его обуял такой страх, что он уже не в силах был повернуть ее. Стоявший перед ним измазанный и измятый эсэсовец, пронзительно глядевший на него своими дырками-глаза-ми, был во сто раз страшнее вся-ких домовых.

— Г-господин офицер… в-ваше благородие… — заикаясь, лепетал староста.

Сжав ворот рубахи Прокопыча, Гиллер тряхнул его и рывком протянул к себе.

— Так, значит, — не знаешь, кому служить? — прошипел он. — Я тебе скажу, — кому, скотина! Служить будешь нам и только нам. Помни! Другой дороги тебе нет. А если… — и вдруг Гиллер улыбнулся, и это было страшнее всего, — если… Тогда я сам, слышишь, своими руками свяжу тебя и отвезу в лес, туда, где могут быть партизаны. Отвезу и оставлю. Понял?

И, брезгливо оттолкнув от себя старосту, Гиллер стряхнул с мундира паутину, наскоро пригладил волосы и, резко хлопнув дверью, вышел из дома, оставив старосту почти присевшим на пол от ужаса.

— В-ваше… в-ваше благородие… — лепетал еще машинально Прокопыч. И только когда он окончательно убедился, что страшный немец ушел и не может услышать, вдруг выпрямился.

— Будь же ты проклят, анафемская душа! — с неожиданной злостью промолвил он. — И смерть такую гадину не берет. Скольких побили, а этот жив остался!

С остатками разбитого карательного отряда Гиллер добрался до Славковского района, где, как гроза, появился перед комендантом гарнизона, подполковником фон Гюнтером.

— Что вы здесь делаете, чем занимаетесь!?. — гремел Гиллер на подполковника. — У вас под носом убивают солдат Великой Германии, а вам лень шевельнуться. Ваш толстый зад слишком плотно прирос к мягкому креслу, господин подполковник. Знайте, что главное командование не погладит вас по головке.

Подполковник, сперва возражавший Гиллеру, с изумлением смотрел на майора. Потом стал оправдываться перед разбушевавшимся гестаповцем, заместителем бригаденфюрера отдела по борьбе с партизанами.

— Вот что, подполковник, — сказал, наконец, несколько успокоившись, Гиллер. — Сколько у вас войска?

И, подойдя к висевшей на стене топографической карте, он резко заговорил:

— Сейчас, — и притом немедленно, — надо устроить облаву. Ваш гарнизон и гарнизон карамышевский, а также карательный отряд, стоящий в деревне Быстрецово, эстонский карательный отряд и русские полицаи должны обложить и запереть этих бандитов, пока они не успели далеко уйти. Уничтожить всех, до единого. Немедленно вышлите отряд к Захворову. Потом другой вот сюда, ближе к лесу, к деревне Замошье.

Подполковник фон Гюнтер, не на шутку струхнув, уже отдавал приказания по телефону.

— И еще попрошу вас, — официальным тоном продолжал Гиллер, — дать мне человек тридцать для сопровождения меня в Карамышевский район, откуда я буду руководить операцией.

И, поводив пальцем по карте, продолжал, как будто рассуждая про себя:

— Эта банда должна уходить из Славковского района именно на Карамышевский. Вперед они не пойдут, — там стоит наш полк. Оставаться на месте после сегодняшнего ночного налета не будут. Как видно, командир у них далеко не дурак. Разведка у них действует во сто раз лучше нашей, хотя мы не жалеем средств на подкуп и, казалось бы, имеем в деревнях своих людей. У партизан почти каждый колхозник, даже дети — разведчики. Да… у них путь один — прорваться на Карамышевский район. Но, так как эти банды передвигаются в большинстве случаев лишь ночью, мы успеем расставить засады приблизительно в тех местах, где, по нашему расчету, должны пройти они. Итак, действуйте, подполковник!

Ранним утром, когда отряд собрался в условном месте, когда были перевязаны раненые, похоронен умерший от раны татарин Мухамедов и зарыта часть оружия, которое не могли забрать с собою, все командиры собрались к шалашу Чернова.

Разложив на широком пне карту, Чернов и командир отряда Михаил Васильевич Николаев что-то серьезно обсуждали. Увидев подошедших, Чернов поднялся.

— Товарищи, — обратился он к ним. — Вижу, — все вы сегодня в хорошем настроении. Основания есть, — вчерашняя наша операция прошла очень удачно. Но теперь давайте подумаем сообща — что делать дальше. Фрицы не настолько уж слабы и трусливы, чтобы не понять, в каком положении мы находимся. И я уверен, что они приблизительно понимают, что наиболее выгодный для нас путь — уходить на Карамышевский район. И так как они знают также, что движемся мы главным образом ночью, то они, по всей вероятности, постараются обложить нас сегодня к вечеру. Поэтому предлагается такой план — немедля сняться с места, сейчас, днем. Идти осторожно, кустарниками и лесными дорогами. Коней у нас немного — всего три, но, если понадобится, мы можем их оставить. Возьмем обязательно только тачанку с установленным на ней «максимом».

— Не будет ли она нам мешать? — спросил командир взвода Назаров.

— Ну уж, Коля, бросить всегда успеем, — ответил Белов. — Больно штука хорошая. Видал, как вчера чесали из нее немчуру?

— Значит, оставляем, — заключил Чернов, — А как план в целом? Принимаем?

— Принимаем. Идем, — дружно ответили командиры.

— Тогда еще одно предложение, — движением руки остановил их комиссар. — Разбить отряд на две колонны для скорейшего передвижения и более удобного маневрирования

Принято было и это предложение. Было решено, что колонны пойдут в километре-полутора друг от друга, по намеченному на карте пути через лесной массив. В случае чего они могут быстро прийти друг другу на помощь. Сигнал — одновременный залп из трех ракетниц. Если встретится большая группировка противника, — две красных ракеты, одна за другой. Одну колонну поведет командир отряда Николаев, другую — комиссар Чернов.

Петька попал в колонну Сергея Андреевича. К большой гордости мальчика, ему поручили заменить погибшего Мухамедова — быть вторым номером у пулемета и править тачанкой.

Из Славковского района Гиллер помчался в Карамышево. По дороге он сорвал злобу — расстрелял несколько крестьян, направлявшихся в лес с пилами и топорами, по-видимому за дровами. За ночной провал он был зол на весь белый свет, готов был стрелять и вешать каждого встречного. Оскорбленное самолюбие штурмбанфюрера не давало ему забыть постыдное сиденье под печкой.

Кстати, в донесении, посланном в Псков, он не только умолчал об этом позорном факте, но и вообще очень скупо обрисовал события минувшей ночи. Он сообщил только, что готовит большую карательную экспедицию против банды, именующей себя «партизанами», на след которой напал в Захворове, и просит срочно выслать батальон солдат из отдыхающей в Пскове гренадерской дивизии.