должны быть, как принято выражаться, «люди их круга».
Роуан чуть опустила взгляд и увидела горы цветов, лежащие по обе стороны от обитой бархатом скамеечки.
Буквально впившись ногтями в руку мистера Лонигана, она двинулась вперед – словно в омут вниз головой… Только бы не остановиться вновь!
Однако едва она попыталась чуть расслабиться, как почувствовала, что вот-вот упадет. Англичанин подхватил ее под руку слева, в то время как мистер Лониган оставался с правой стороны.
– Роуан, – тихо прошептал англичанин, – Майкл обязательно приедет, как только сможет. Скорее всего, сегодня. – Его манера говорить по-прежнему оставалась четкой и в то же время мелодичной. – А пока вместо него рядом с вами побуду я.
Она бросила на англичанина удивленный и радостный взгляд, испытывая при этом чувство невероятного облегчения. Боже, как хорошо! Майкл приедет! Он уже совсем близко!
– Да, он уже недалеко, но его задержали непредвиденные обстоятельства, – с искренним сочувствием подтвердил англичанин. – Поверьте, Майкл очень расстроен тем, что не смог присутствовать…
Перед глазами Роуан вновь возник неясный образ темного, обветшавшего дома на Первой улице, о котором столько раз рассказывал Майкл. А потом ей вспомнился маленький комок одежды на поверхности воды… Ее первая встреча с Майклом… Разве могла она подумать, что так далеко от берега, едва ли не посреди океана, вдруг обнаружит утопленника?…
– Я могу вам чем-нибудь помочь? – Голос англичанина звучал совсем тихо. – Быть может, вы хотите подняться к гробу?
«О да, пожалуйста, проводите меня. Помогите подняться по ступеням. Заставьте мои ноги двигаться…»
И этот человек действительно совершил едва ли не чудо! Обняв Роуан за плечи, он повел ее вперед, не переставая что-то шептать в самое ухо. Она ловила лишь отдельные фразы и даже едва слышно отвечала ему, но разговор был отрывочным.
– …На самом деле она просто не захотела присутствовать на прощальной церемонии… Она в ярости от того, что все мы здесь собрались…
– …Не стоит так переживать. Ведь ей уже девяносто, а на улице жара…
–
Роуан по-прежнему не поднимала глаз, смотря куда угодно – на серебряные ручки гроба, на цветы, на бархатную скамеечку, – но только не на ту, что лежала сейчас прямо перед ней… И вновь к горлу подступила дурнота. Жара ли тому была виной или, напротив, прохладный, пропитанный ароматами цветов воздух, она не знала и мысленно продолжала себя уговаривать:
«Ты должна, ты обязана сделать это. Успокойся, возьми себя в руки. Ты не имеешь права упустить единственную возможность.
Англичанин продолжал заботливо поддерживать ее обеими руками.
Роуан коснулась обитого бархатом гроба, потом медленно, с усилием оторвала взгляд от пола и посмотрела туда, где на атласной подушке покоилась голова усопшей женщины. И в то же мгновение рот ее начал непроизвольно открываться, словно сведенный судорогой. Она отчаянно пыталась преодолеть спазм, но все усилия были тщетными. Дрожь, охватившая Роуан с головы до ног, была столь яростной, что англичанин, почувствовав ее, как можно крепче сжал пальцы на ее локте. Он тоже пристально вглядывался в лицо покойницы. Он знал ее!
Все окружающее утратило свою значимость. Осталось только желание вот так смотреть и смотреть на нее, не отрываясь, не отводя в сторону глаз, и никуда не спешить, ни о чем не думать, ни о чем не беспокоиться… Только вглядываться в это лицо, за которым остались навсегда скрытыми многие и многие тайны.
«Лицо Стеллы в гробу казалось таким прекрасным… Ее великолепные черные волосы спадали волнами…»
– Да помогите же ей! Она вот-вот упадет в обморок! – послышались голоса вокруг. – Пирс, сделай же что-нибудь!
– Не волнуйтесь, все в порядке, – успокаивал обеспокоенных членов семейства Джерри Лониган. – Мы о ней позаботимся.
Ужасно, что она мертва, но как она прекрасна в смерти! Ее с любовью подготовили к переходу в вечность. Удивительной красоты губы чуть тронуты розовой помадой, на по-детски безукоризненной коже щек алеют румяна, расчесанные черные волосы свободно лежат на атласе подушки… В пальцы покоящихся на груди рук вложены четки, а сами руки так совершенны по форме, что кажется, будто они никогда не принадлежали живому человеку, а были вылеплены искусным скульптором.
За всю ее жизнь Роуан еще не доводилось видеть ничего подобного. Те, с кем ей приходилось иметь дело, – утопленники, жертвы нападений, получившие ножевые ранения или поступавшие в клинику с проломленными черепами, – умирали нередко. В таких случаях они либо подвергались вскрытию – и тогда прозектор в резиновых перчатках один за другим вынимал окровавленные внутренние органы, чтобы внимательно осмотреть их и дать окончательное заключение о причине смерти, – либо надолго становились учебными пособиями в анатомическом театре и лежали на столах, бледно-серые, насквозь пропитанные специальными растворами, с разверстыми грудными клетками.
Но таких покойников – окутанных голубым шелком и кружевами, благоухающих ароматом пудры, с четками в красиво сложенных на груди руках – Роуан не видела никогда. Роуан не смогла бы определить даже возраст лежавшей в гробу женщины – так безукоризненно и молодо она выглядела.
Роуан вдруг нестерпимо захотелось, чтобы сомкнутые веки вдруг вздрогнули и поднялись, и тогда она получила бы возможность взглянуть в глаза своей матери.
Она склонилась над гробом, осторожно высвободилась из рук англичанина и нежно коснулась пальцев усопшей. Холодные. Холодные и застывшие, такие же твердые, как вложенные в них четки. Роуан закрыла глаза и крепче прижалась рукой к неподатливой белой плоти. Никакого биения жизни. Мертва. Мертва навеки.
Интересно, будь сейчас здесь Майкл, смог бы он узнать, мучилась ли мать перед смертью, боялась ли ее? А быть может, он объяснил бы Роуан, почему ее столько лет держали в неведении. Смог бы он, дотронувшись до мертвой плоти, услышать отголоски жизни?
«Господи, ну почему, почему она от меня отказалась? – думала Роуан. – Кто мне объяснит? Как бы мне хотелось быть уверенной, что она покинула этот мир без страха и мучений, исполненная любви и внутреннего покоя. Я очень надеюсь, что все произошло именно так, ведь иначе ее лицо не было бы таким умиротворенным».
Медленно подняв руку, она смахнула слезы со щек и вдруг осознала, что лицо уже не сведено судорогой, что она вновь обрела способность двигаться и говорить. В нескольких шагах от Роуан тихо плакала дама с седыми волосами. Темноволосая женщина вновь уткнулась в грудь стоявшего рядом с ней мужчины и содрогалась от беззвучных рыданий. Слезы текли из глаз большинства собравшихся в зале. А лица остальных, чьи глаза оставались сухими, приобрели то специфическое выражение, которое обычно бывает у всех присутствующих на похоронах, – задумчивое и отрешенное. Эти люди как будто сошли с полотен великих флорентийских художников и теперь печально взирали на окружающий мир, в то время как души их по-прежнему пребывали в царстве мечты и снов, оставшемся за золочеными рамами.
Не в силах оторвать взгляд от лица матери, Роуан попятилась от гроба. Англичанин проводил ее в первый зал, а мистер Лониган тем временем предложил всем родственникам подойти и попрощаться с покойной. Священник ждал, готовый выполнить свой печальный долг.
Роуан с удивлением увидела, как высокий пожилой джентльмен склонился над гробом и поцеловал усопшую в лоб. То же самое следом за ним сделала Беатрис – дама с седыми волосами – и тихо прошептала несколько слов. Один за другим родственники поднимались на возвышение, чтобы сказать свое последнее «прости» и коснуться прощальным поцелуем той, которую, судя по всему, они очень любили…
Мистер Лониган осторожно усадил Роуан на стул и хотел было отойти в сторону, но как раз в этот
