Андриа лишь дергался.

Зезва смотрел, как кровь и остатки ткани на спине старика окончательно превращаются в черно- бурую кашу. В висках мзумца стучало, он не чувствовал ничего: ни боли в затылке, ни холодного острия меча, что упирался ему в спину, ни морозного воздуха, ни снега, повалившего с новой силой, ничего. Лишь расплывчатую картину: беспомощный старик, скрючившийся на грязном снегу. А еще он слышал. Слышал свист кнута.

— Пожалейте!

Ута впился взглядом в толпу.

— Это монстр, чудовище! Кого вы хотите пожалеть?! — рот старца скривился еще сильнее, превратившись в звериный оскал. Но женщина, из груди которой вырвался этот крик, словно потеряла страх.

— Смилуйтесь!

Толпа занервничала, ставшая похожей на озеро из человеческих голов, по которому стремительно несется ветер.

— Бей!! — озверевший Ута потрясал кулаками над уже не шевелящимся стариком, прыгал, словно взбесившийся маймун из южных стран, и черные глаза старца Рощи были похожи на темную, беспросветную ночь. — Бей!!

Горгиз тяжело дыша, бросил кнут, повернулся к чернобородому, скривил губы в улыбке.

— Готов твой гызмаал, отче.

Андриа застонал, повернул незрячую голову. Снова наступила тишина. И тут кто-то зарычал. Это Зезва, зажмурив глаза, выл, словно дикий зверь. Столько ярости и отчаяния было в этом крике, что люди в толпе содрогнулись, а многие принялись бочком пятиться в задние ряды. Рощевики из оцепления не препятствовали эрам, лишь хмуро сторонились, пряча глаза.

Ныряльщик сжал кулаки и со всех сил ударил ими о снег перед собой. Конвоиры не сводили с пленника настороженных, удивленных глаз.

— Уведите детоубийцу, — скривился Ута. — Не иначе, он сошел с ума.

Зезва засмеялся, но тут же умолк, впился в чернобородого взглядом. Ута не выдержал, отвел глаза. Бросил через плечо:

— Увести.

— Он наш, — прошелестел голос Нестора, и каджи вышли вперед. Рощевики с опаской посторонились.

Ута отпил из поднесенной ему бутыли и махнул рукой, тяжело дыша.

— Забирайте. Дать вам солдат?

— Двоих, если можно.

Повинуясь взгляду сержанта, два рощевика взяли Зезву за руки. Пленник не сопротивлялся. Только постоянно оглядывался на отца Андриа, который снова перестал двигаться. Люди расступались перед каджами, Зезва не видел их взглядов, потому что снова донесся свист: Горгиз опять взялся за дело. И усталый голос Уты:

— Один… два… три… четыре…

Каджи вдруг встали как вкопанные. Конвоиры непонимающе переглянулись. Зезва поднял голову, обернулся. Воздух неожиданно взорвался единым криком ужаса, и спустя несколько мгновений ослепительный луч света появился над клеткой и изувеченным неподвижным телом слепого старика Андриа. Стоя у самих ворот, на небольшом возвышении, Зезва оттолкнул опешившего солдата и сделал два шага назад.

— О, Святая Роща, — пробормотал душевник, — чудо, чудо…

Яркий свет уже превратился в большой сверкающий шар, похожий на брызжущий искрами огненный диск. Люди закричали от страха, принялись бежать в разные стороны. Лишь самые стойкие остались на месте, пригвожденные к земле не то мужеством, не то ужасом. Солдаты пятились, лучники на стенах монастыря опустили оружие, многие из них попадали на колени, осеняя себя знаком Рощи. Элигерские наемники дружно отошли назад, почти к самой стене. Элан Храбрый кусал губы, не сводя глаз с ослепительного шара. Ута недоверчиво и злобно кричал что-то насчет Кудианового наваждения, но его никто не слушал. Горгиз бежал вместе со всеми, старцы Рощи, бухнувшись на колени, бормотали молитвы, в том числе и отец Виссарий, который громко молился, протягивая руки к телу Андриа. Зеленые глаза старца Рощи были раскрыты так, что, казалось, вот-вот вылезут из орбит.

Каджи зашипели, и оба солдата, обменявшись быстрыми взглядами, бросились к Зезве, рывком повернули к себе. Один из них размахнулся и тут же опустил руку, потому что сноп света взорвался ослепительными огненными брызгами, взмыл вверх в пасмурное, темное небо. Зезва улыбнулся:

— Курвин корень, отец Андриа… ты все-таки показал этим чантлахам…

— Заткнись, мзумская погань! — неуверенно и зло выговорил конвоир и снова замахнулся, но Зезва лишь рассмеялся ему в лицо. Рощевик вспыхнул и ударом кулака свалил пленника с ног. Ныряльщик поднялся, сплюнул кровь и заулыбался еще сильнее.

— Козодручеры! Я вашу Рощу поленом трахал в дупло!

Окончательно рассвирепевший солдат выхватил нож, но его товарищ, пожилой кряжистый бородач, схватил товарища за руку, и выкрикнул, покосившись на каджей:

— Смотри туда!

Высоко в небе сияла ослепительно-яркая звезда светила. Тучи разошлись, как по волшебству, и синее небо, такое удивительное посреди мрачной, беспросветной зимы, приняло еще одно светило, по яркости не уступающее солнцу. Свет расстилался по небу, лучи неслись к замершим поодаль тучам, пронизали их мрачные телеса яркими беспощадными стрелами; звезда медленно двинулась по небосклону, по-прежнему рассыпая целые грозди сверкающих ослепительных брызг чистого света.

Новое солнце увидели в Цуме и Мчере, матросы на кораблях в Темном море неистово шептали молитвы, умоляя Ормаза сохранить судно и дать счастливо добраться домой. Рыбаки бросали сети и, прикрывая глаза заскорузлыми, мозолистыми руками, в страхе смотрели, как яркий шар медленно движется по небосклону. Солдаты противоборствующих армий у Цума молча взирали на свет в небесах, эры на полях и горожане не могли отвести глаз от появившегося в небе чуда. Но особенно ярко и хорошо звезда была видна в занятом душевниками Даугреме.

Старый эр крякнул и с удовольствием приложился к большой кружке с пивом. Кадык под заросшим подбородком задергался, и некоторое время окружившие его простолюдины слышали лишь, как булькает пиво. Один не выдержал, привстал со скамьи, ощерил гнилые зубы:

— Ну, ты напьешься сегодня-то или как, э?

Старик с грохотом опустил кружку на деревянный, не первой свежести, стол, поднял вгору серые глаза, от которых шли сеточки морщин, пропадая чуть ли не возле ушей, затем почему-то оглянулся на прикрытые двери корчмы. Наконец, снова повернулся к слушателям, которые обступили стол в углу корчмы, за которым, облокотившись о бурую, в подтеках, стену, восседал рассказчик.

— Да рассказывай же, ради дубрав! — снова привстал гнилозубый эр. — Правду ли болтают, что настоятель Кеманского храма — гызмаал?

— Правда, — с важным видом подтвердил старик, почесав свой большой, с горбинкой, нос.

— Ох, не томи, клянусь Рощей! — взорвался еще один слушатель — высокий и тощий, в одежде охотника. — Может клещи принести, шоб слова из тебя повытягивать?

— Погоди ты с клещами, — поморщился старый эр. — Гызмаал, говорите? Да, отец Андриа — гелкац, слухи не врут.

— Ты вот что эта, — скривился гнилозубый, — ты нам тута мзумские словечки не эта, понял. Прогнали, наконец, солнечную погань, аж дышать стало полегше!

— Ужо тебе-то точно полегче, — насмешливо бросил кто-то из слушателей. — Соседский дом не ты ли занял, двухэтажный, мзумский, э? Вещички перенес, поди?

— Ну так и што с того? — насупился гнилозубый. — Мзумец со своим выводком отправился на историческую родину, ха!

— А если вернётся?