Запоминая адрес конспиративной квартиры, Фред подумал: а как будет использоваться грязный, но большой дом Роберта Арктора, когда хозяина упрячут за решетку? Скорее всего там расположится еще более крупный узел обработки информации.
— Вам понравится дом Арктора, — сказал он вслух. — Хороший двор, много зелени.
— Наша техническая группа сообщала то же самое. Есть определенные перспективы. К примеру, окно гостиной выходит на перекресток; таким образом можно следить за проходящим транспортом… — Хэнк стал копаться в груде бумаг на столе. — Но руководитель группы докладывает, что дом настолько ветхий, что его не стоит забирать.
— То есть как это? Как это ветхий?! — Крыша. — Крыша совершенно новенькая, с иголочки! — Покраска. Состояние полов и перекрытий. На кухне… — Чушь! — возмутился Фред, точнее, пробубнил костюм. — Они, может, не убирают посуду или, там, не выбрасывают мусор, но в конце концов трое одиноких мужчин! Это — женское дело. Если бы Донна Хоторн переехала, как того хочет, прямо умоляет Боб Арктор, она бы этим и занялась. Так или иначе, если дружно взяться, дом можно привести в идеальный порядок за полдня. Что касается крыши, это меня просто бесит, потому что…
— Значит, вы советуете использовать дом, когда Арктор будет арестован и потеряет право собственности?
Фред застыл. — Ну? — подстегнул Хэнк, занеся над бумагой шариковую ручку. — Мне все равно, поступайте как хотите… Фред поднялся, собираясь уходить. — Не спешите. Вы должны зайти в комнату 203. — Если это по поводу моего выступления… — Нет, — сказал Хэнк. — Это по какому-то другому поводу. Фред оказался в белоснежной комнате с привинченными к полу стальными столом и стульями. Она походила на больничную палату — стерильная, холодная и чересчур ярко освещенная. В углу стояли весы. В комнате ждали два человека в полицейской форме, но с медицинскими нашивками.
— Вы Фред? — спросил один из них, с усами. — Да, сэр, — ответил Фред. Он почувствовал страх. — Ну-с, Фред, скажите нам, вы принимаете препарат С? — Вопрос, собственно, излишний, — пояснил другой, — потому что в силу специфики работы вы вынуждены это делать. Подойдите сюда и садитесь. Мы проведем несколько простых тестов. — Он махнул рукой на стол, на котором лежали бумаги и какие-то странные, незнакомые Фреду предметы.
— Что касается моего выступления… — начал Фред. — Проверка вызвана тем, что в последнее время некоторые тайные агенты попали в федеральные невропатологические клиники. Вам известно, что прием препарата С вызывает привычку?
— Безусловно, — сказал Фред. — Конечно, известно. — Мы начнем с теста… — К чему все это? — перебил Фред. — Спорю, что из-за моего выступления перед общественностью.
— Среди линий на листке есть рисунок знакомого предмета. Вы можете его найти?
— Я вижу бутылку коки. — Но правильный ответ — бутылка содовой, — сказал сидящий врач, заменяя листок.
— Вы что-то заметили, прослушивая записи моих встреч с руководством? Какие-нибудь отклонения? Может быть, произнесенная мною речь показала дисфункции головного мозга?
— Нет, обычная проверка. Мы понимаем, что тайный агент по долгу службы вынужден принимать наркотики…
— Вас не беспокоят перекрестные разговоры? — неожиданно вмешался стоящий врач.
— Что?.. — растерянно переспросил Фред. — Диалоги между полушариями. Порой, если левое полушарие, где расположен речевой центр, повреждено, правое полушарие пытается компенсировать, по мере сил взять на себя его роль.
— Не знаю, — промолвил он. — Не обращал внимания. — Чужие мысли. Словно за вас думает другой человек. Иногда всплывают даже незнакомые иностранные слова, то есть слова, которые вы когда-то запомнили подсознательно.
— Ничего подобного. Я бы заметил. — Вероятно, заметили бы. По опыту людей, страдающих повреждениями левого полушария, это крайне неприятно. Ранее считалось, что правое полушарие вообще не управляет речью. Но в последнее время очень многие люди подвергли свои левые полушария разрушительному действию наркотиков, и в отдельных случаях правое полушарие имело возможность заполнить, так сказать, вакуум.
— Теперь я, безусловно, буду начеку, — заверил Фред и услышал свой голос — голос покорного, исполнительного школьника, готового на любое указание, исходящее сверху.
Разумное или бессмысленное — не имеет значения. Просто соглашайся, подумал он. И делай, что тебе говорят. — Что вы видите на второй картинке? — Овцу, — сказал Фред. — Покажите мне овцу. — Сидящий врач склонился над столом и повернул картинку. — Нарушение способности распознавать отличительные признаки приводит к большим неприятностям — вместо того, чтобы установить отсутствие определенной формы, вы воспринимаете ложную форму.
Например, собачье дерьмо, подумал Фред. Собачье дерьмо наверняка можно считать 'ложной формой'. По всем параметрам… Он почувствовал себя разбитым и уставшим, как во время публичного выступления.
— Значит, не овца? А что? Хоть похоже? — Это отнюдь не тест Роршаха, где бесформенная клякса может быть истолкована по-разному, — сказал врач. — В данном случае обрисован лишь один предмет, и только один. А именно собака.
— Что? — испуганно переспросил Фред. — Собака. — Где вы тут видите собаку? — Он не видел никакой собаки, — Покажите мне.
Сидящий врач показал. — А что значит, если я увидел овцу? — Возможно, обыкновенный психологический блок. — ответил стоящий врач, переступая с ноги на ногу. — Только когда мы проведем всю серию…
— В этом и заключается превосходство данного теста перед тестом Роршаха, — перебил сидящий, доставая другую картинку. — Верный ответ только один. Если вы постоянно ошибаетесь, мы определяем функциональное повреждение восприятия и будем приводить вас в форму, пока не пройдете испытание успешно.
— В федеральной клинике? — спросил Фред. — Да. Ну-с, что вы видите здесь? — Вы мне скажите, — потребовал Фред, — это из-за той речи? Врачи обменялись взглядами. — Нет, — наконец ответил стоящий. — Нас насторожила одна беседа… ну, просто болтовня… Около двух недель назад. Понимаете, при обработке записей возникает временная задержка. Таким образом, мы постоянно изучаем материал примерно двухнедельной давности. До вашей речи еще не добрались.
— Вы несли какую-то околесицу об украденном велосипеде, — подхватил другой врач. — О так называемом семискоростном велосипеде. Вы пытались сообразить, куда подевались еще три скорости, не так ли? — Врачи снова обменялись взглядами. — Вы ведь считали, что они остались на полу гаража?
— Нет, — возразил Фред. — Это все Чарлз Фрек. Он совершенно задурил всем голову. Лично я просто шутил.
БАРРИС. (стоит посреди гостиной с новеньким блестящим велосипедом, очень довольный). Поглядите, что я достал за двадцать долларов!
ФРЕК. Что это? БАРРИС. Велосипед. Гоночный, десятискоростной, абсолютно новый. Я заметил его в соседнем дворе и поинтересовался. Там оказалось четыре таких, и я купил его за двадцать долларов наличными. У цветных. Они даже любезно передали мне его через забор.
ЛАКМЕН. Кто бы подумал, что абсолютно новенький десятискоростник можно купить за двадцать долларов. Просто поразительно, что можно купить за двадцать долларов!
ДОННА. У одной цыпочки в прошлом месяце точно такой украли. Вы должны вернуть его. Пускай она по крайней мере взглянет, не ее ли.
ФРЕК. Почему вы твердите, что он десятискоростной, когда у него только семь шестеренок?
БАРРИС. (ошеломленно). Что? ФРЕК. (подходит и указывает). Ну вот пять шестеренок здесь и две на другом конце цепи. Пять плюс две получается семь. Значит, это только семискоростной велосипед.
ЛАКМЕН. Верно. Но даже семискоростной велосипед, безусловно, стоит двадцати долларов. Выгодная покупка.
БАРРИС. (оскорбленно). Эти цветные заверили меня, что у него десять скоростей… Грабеж!
(Все обступают велосипед и пересчитывают шестеренки.) ФРЕК. Теперь я вижу восемь. Шесть впереди и две сзади. Итого восемь. АРКТОР (рассудительно). Но должно быть десять. Семи или восьмискоростных велосипедов не существует. Во всяком случае, я о таких не слышал. Интересно, куда делись пропавшие скорости?
БАРРИС. Должно быть, с великом возились эти цветные, Разбирали его не теми инструментами, без должной технической подготовки. А когда собирали, три шестеренки остались на полу гаража. Так, наверное, там и лежат.
ЛАКМЕН. Надо потребовать их назад. БАРРИС (со злостью). В этом-то и заключается их план: наверняка сдерут деньги! Не удивлюсь, если они еще что-нибудь прикарманили. (Придирчиво осматривает велосипед.)
ЛАКМЕН. Если мы пойдем вместе, все отдадут, как миленькие, не сомневайся! Ну, идем? (Оглядывается в поисках поддержки.)
ДОННА. А вы уверены, что их только семь? ФРЕК. Восемь. ДОННА. Семь, восемь!.. В любом случае надо у кого-нибудь спросить. Прежде чем катить баллон.
АР Она права. ЛАКМЕН. Кого спросить-то? Кто у нас сечет в гоночных великах? ФРЕК. Остановим первого встречного! (Выкатывают велосипед и обращаются к молодому негру, который только что вышел из своей машины. Указывают на семь — восемь? — шестеренок и спрашивают, сколько их, хотя каждому видно — за исключением Чарлза Фрека, — что их всего семь: пять на одном конце цепи и две на другом. Пять плюс два — семь. Это ясно как божий день. Так что же получается?!)
МОЛОДОЙ НЕГР (спокойно). Число шестеренок спереди и сзади надо не складывать, а перемножать. Видите, цепь перескакивает со звездочки на звездочку, а их пять, и мы получаем пять разных передаточных чисел на каждой из двух звездочек впереди. (Показывает.) Теперь, если мы повернем рычажок на руле (показывает), цепь перейдет на вторую звездочку и опять-таки может перескакивать на любую из пяти сзади. То есть получается еще пять. Итого десять. Имейте в виду, что передаточное число всегда рассчитывается из…
(Все благодарят его и уходят, молча вкатывая велосипед в дом.)
— Нам известно, что вы были в этой компании, — сказал сидящий врач. Никто не мог трезво взглянуть на велосипед и проделать простую математическую операцию по определению числа передач. — В тоне врача Фред почувствовал доброту, даже некоторое сострадание. — Вы все были невменяемы?
— Нет, — ответил Фред. — Так в чем же дело? — Забыл… — Давайте продолжим тестирование, — предложил сидящий врач. — Что вы здесь видите, Фред?
— Пластмассовое собачье дерьмо… Могу я идти? — Он испытывал бешенство. Они его замучают из-за злополучной речи!
Оба врача, однако, рассмеялись. — Знаете, Фред, — сказал сидящий, — если у вас не пропадет чувство юмора, пожалуй, вы своего добьетесь.
— Добьюсь? — повторил Фред. — Чего добьюсь? Успеха? Времени? Денег? Если вы, ребята, психологи и слушаете мои бесконечные доклады Хэнку, то скажите: как подобрать ключик к Донне? То есть я хочу спросить: как это делается? С такой вот милой, ни на кого не похожей, упрямой цыпочкой?
— Все девушки разные, — рассудил сидящий врач. — Я имею в виду, как найти эстетический подход? — продолжал Фред. А не споить ее, напичкать «красненькими» и изнасиловать, пока она валяется на полу.
— Купите ей цветы, — посоветовал другой врач. — Что? — удивился Фред, широко раскрыв невидимые за костюмом глаза. — В это время года можно купить маленькие весенние цветы. — Цветы… — пробормотал Фред. — Какие? Искусственные или живые?.. Живые, я полагаю.
— Искусственные — дрянь, — сказал сидящий врач. — Они выглядят, как… подделка. Что-то фальшивое.
— Я могу идти? — спросил Фред. Врачи переглянулись. — Тест доведем до конца как-нибудь в другой раз, — сказал стоящий. Не так уж это и срочно. Хэнк вас известит.
По какой-то неясной причине Фреду захотелось пожать им руки, но он этого не сделал. Он просто вышел, молча покачивая головой, с гнетущим чувством тревоги. Они копаются в моем досье… И что-то находят, раз есть повод для тестирования.
Весенние цветы, думал он, идя к лифту. Малюсенькие. Они, должно быть, едва поднимаются от земли, и люди их давят… Как они растут — в специальных коммерческих чанах или на природе? Интересно, каково там, на природе? Поля, запахи и все прочее… и где ее найти, эту природу? Куда надо ехать? У кого брать билет?
Я бы с удовольствием взял с собой Донну, когда соберусь ехать. Но как предложить такое девушке, если ты не знаешь, с какой стороны к ней подступиться? Если все время околачиваешься возле нее и ничего не получается?.. Нам нужно спешить, подумал он, потому что скоро все весенние цветы погибнут.
