— Моя машина… — Если б я попробовал вести твою машину, — перебил Арктор, — то нажал бы ненароком не на ту кнопку и улетел бы из Лос-Анджелеса к чертовой матери.

— Я рад, что ты понимаешь мое положение, — виновато сказал Баррис. Фред в костюме-болтунья бесстрастно наблюдал за голографическим изображением. В соседних кабинах просматривали записи другие агенты. Фред, однако, смотрел прямую передачу из дома Боба Арктора.

Баррис сидел в лучшем кресле гостиной, склонившись над гашишной трубкой, которую он мастерил уже несколько дней, и виток за витком наматывал белую проволоку. Лакмен скрючился за кофейным столиком и жадно заглатывал ужин, не отрывая глаз от экрана телевизора. На столе валялись четыре пустые жестянки из-под пива, сплющенные его могучим кулаком; теперь он потянулся за пятой, опрокинул, пролил пиво и выругался. Баррис отрешенно поднял голову, а потом снова склонился над работой.

Внезапно Лакмен выронил ложку, вскочил, пошатываясь, на ноги и отчаянно замахал руками, пытаясь что-то сказать. Его рот открылся, и на одежду полетели куски полупережеванной пищи. С радостным мяуканьем к нему бросились кошки.

Баррис возвел глаза на несчастного Лакмена. Тот закачался, схватился рукой за столик и свалил все на пол. Кошки испуганно бросились наутек. Баррис оставался в кресле, не сводя взгляда с Лакмена. Лакмен сделал несколько нетвердых шагов к кухне, зашарил в темноте, нашел стакан, попытался наполнить его водой. Охваченный ужасом, Фред отпрянул от монитора и зачарованно смотрел на сидящего спокойно Барриса. Через несколько секунд Баррис опустил голову и стал невозмутимо и сосредоточенно наматывать проволоку. Динамики доносили душераздирающие звуки, стоны, хрипы, клокотание и грохот посуды — Лакмен сбрасывал горшки, кастрюли, утварь, стараясь привлечь внимание Барриса.

Баррис методично работал. На кухне тем временем Лакмен упал на пол — не медленно, на колени, а резко, ничком, с тяжелым стуком. Баррис продолжал мотать проволоку. На его лице, в уголках рта, появилась легкая злорадная усмешка.

Фред поднялся и застыл, парализованный и возбужденный одновременно. Несколько минут Лакмен недвижно лежал на кухонном полу, а Баррис все мотал и мотал проволоку, склонившись над трубкой, как старушка над вязаньем, и все улыбался и улыбался и даже немного раскачивался. Затем Баррис резко отбросил трубку, встал, и на его лице отразился ужас. Он в беспомощном испуге всплеснул руками, бестолково заметался и наконец подбежал к Лакмену.

Входит в роль, понял Фред. Словно он только что пришел. Лицо Барриса приняло скорбное выражение. Он рванулся к телефону, схватил трубку, уронил ее, поднял…

Какой кошмар, Лакмен лежит на полу в кухне, подавившись куском пищи!.. И теперь Баррис отчаянно пытается вызвать помощь. Увы, поздно…

Баррис говорил по телефону — медленно, необычно высоким голосом. — Девушка, куда надо звонить: в ингаляторную или в реанимационную? — Сэр, — пропищало рядом с Фредом подслушивающее телефонное устройство, — у кого-то затруднено дыхание? Вы хотите…

— Полагаю, что это инфаркт. Либо инфаркт, либо нарушение проходимости дыхательных путей вследствие…

— Ваш адрес, сэр? — прервала телефонистка. — Адрес? — забормотал Баррис. — Сейчас, надо подумать, адрес… — Боже, — выдавил Фред. Внезапно Лакмен зашевелился, судорожно дернулся и раскрыл затуманенные глаза.

— Кажется, с ним все уже в порядке, — затараторил Баррис. — Спасибо, помощь не требуется. — Он быстро положил трубку.

— Господи… — прохрипел Лакмен, тряся головой, кашляя и хватая ртом воздух.

— Ну, как ты? — участливо спросил Баррис. — Наверное, подавился. Я что, вырубился? — Не совсем. Твое сознание, однако, перешло на другой уровень. На некоторое время. Очевидно, в альфа-состояние.

— Боже, я обделался! Покачиваясь от слабости, Лакмен с трудом встал и схватился за стенку. — Я совсем опустился… Как старый пьяница, — с отвращением выдавил он и, шатаясь, направился к ванной.

Наблюдая за происходящим, Фред почувствовал, как ужас отступает. Лакмен очухается. Но Баррис! Что это за человек?!

— Так и окочуриться можно, — сквозь плеск воды донесся голос Лакмена. У меня очень крепкий организм… Что ты делал, пока я там валялся? Пасьянс раскладывал?

— Ты же видел — говорил по телефону, — сказал Баррис. — С врачами. Я стал действовать, как только…

Скрежет тормозов. Гудок. Боб Арктор быстро обернулся. В темноте у тротуара спортивная машина с работающим двигателем, за рулем — девушка. Машет рукой.

Донна. — Я тебя напугала? Ехала к вам, смотрю — ты плетешься. Ну я и остановилась. Садись.

Он молча забрался в машину и захлопнул дверцу. — Ты чего здесь ошиваешься? — спросила Донна. — Машину еще не починил? — У меня только что было жуткое шугало, — медленно произнес Боб Ар- Не просто глюк, а…Он содрогнулся.

— Я достала. — Что? — Тысячу таблеток смерти. — Смерти? — непонимающе повторил он. — Да, высококачественной смерти. Она врубила первую передачу и тут же разогналась до высшей. Донна всегда ездила слишком быстро.

— Проклятый Баррис! — сказал Ар- Ты знаешь, как он действует? Сам не убивает, нет. Он просто околачивается поблизости и ждет, пока возникнет ситуация, когда человек отдаст концы. Сидит сложа руки, пока тот не издохнет. То есть он подстраивает все так, чтобы остаться в стороне. Но я понятия не имею, как это ему удается. — Арктор замолчал, уйдя в свои мысли. Да, Баррис не будет подкладывать бомбу в машину. Он всего лишь…

— У тебя есть деньги? — спросила Донна. — За товар? Мне нужно получить прямо сейчас. Тут кое-что наклевывается. — Конечно. — Я не люблю Барриса, — сказала Донна, ведя машину, — и не доверяю. Знаешь, он сумасшедший. Когда ты рядом с ним, ты тоже становишься сумасшедшим. А когда его нет, ты нормальный. Сейчас ты сумасшедший.

— Я? — удивленно спросил Ар — Да, — невозмутимо ответила Донна. Он растерянно молчал. А что говорить? Донна никогда не ошибается… — Послушай, — с внезапным энтузиазмом предложила Донна, — ты не можешь сводить меня на рок-концерт?

— Запросто, — машинально отозвался Ар А потом до него дошло: Донна просит… — Конечно, сходим! — радостно воскликнул он. Снова — в который раз! — маленькая темноволосая цыпочка, которую он так страшно любит, вернула его к жизни. — Когда?

— В воскресенье днем, на стадион Анахейм. Я прихвачу гаш и хорошенько забалдею. Там это раз плюнуть; торчков будут тысячи. — Она окинула Арктора критическим взглядом. — Только ты нацепи что-нибудь клевое, а то ходишь в каких-то тряпках… — Ее голос смягчился. — Я хочу, чтобы ты выглядел классно… потому что ты сам классный.

— Хорошо, — потрясенно вымолвил он. — Едем ко мне, — сказала Донна, — Ты отдашь деньги, закинемся парочкой таблеток и забалдеем. А может, купишь вина — мы еще и кайф словим.

— Здорово, — искренне произнес Ар — Больше всего я хочу сегодня вечером съездить в киношку, — продолжала Донна, загоняя машину на стоянку. Купила газету посмотреть, что идет, но везде одна муть.

Можно податься в Торрансоновскую 'на колесах' — там крутят все одиннадцать фильмов 'Планеты обезьян'. С полвосьмого до восьми утра. Оттуда я завтра сразу на работу, так что сейчас надо переодеться. Будем балдеть всю ночь.

Ты как? — Всю ночь! — мечтательно повторил он. — Ну да! — Донна выскочила из машины и открыла дверцу с его стороны. Когда ты их в последний раз видел?

Я почти все смотрела в начале года, кроме последней серии, где показывают, что знаменитости вроде Линкольна были на самом деле обезьянами. Этот обалденный фильмец я прозевала — отравилась бутербродом из тамошнего автомата. Поэтому когда мы в следующий раз туда поехали — только ты ни гугу! — я засунула в автомат гнутую монету. Специально. Мы с Ларри Таллингом — помнишь Ларри? я тогда с ним гуляла, — погнули целую пригоршню монет и уделали все автоматы. Именно той фирмы, конечно. А потом и остальные, если честно.

Они наконец пришли, и Донна открыла дверь. — На этот ворсистый ковер не наступай, — предупредила она. — Куда же мне можно? — Стой смирно или иди по газетам. Когда- нибудь, — сказала Донна, сняв кожаный пиджак и встряхнув длинными волосами, — я выйду замуж, и тогда мне все пригодится, вот почему я ничего не выбрасываю. Когда выходишь замуж, нужно иметь практически все. К примеру, вот это большое зеркало мы увидели в соседнем дворе; еле-еле уволокли втроем, час возились.

— Сколько из того, что у тебя есть, ты купила, — спросил Арктор, — и сколько украла?

— Купила? — Она в замешательстве посмотрела ему в глаза. — Что ты хочешь этим сказать — 'купила'?

— Как ты покупаешь наркотики, — объяснил Ар- Секи. — Он достал бумажник. — Я даю тебе деньги, а ты мне за них даешь т Под словом «купить» я подразумеваю распространение товарно-денежного обмена на всю сферу человеческих отношений.

— Кажется, понимаю, — произнесла она. — Вот сколько ты содрала кока-колы с грузовика, за которым ехала в тот день? Сколько ящиков?

— Хватило на месяц, — ответила Донна. — Мне и моим друзьям. Арктор бросил на нее укоризненный взгляд. — Это форма товарообмена, — пояснила она. — А что… — Он улыбнулся. — Что ты дала взамен? — Себя. Теперь он расхохотался. — Кому? Водителю грузовика, который не имеет никакого… — «Кока-кола» — это капиталистическая монополия, как и телефонная компания. Тебе известно, — ее темные глаза сверкнули, — что формула приготовления кока-колы засекречена и веками передается из рук в руки в одной семье? Где-то в сейфе хранится запись этой формулы. Интересно, где… — задумчиво добавила она.

— Твоим дружкам-головорезам в жизнь не найти. — На кой черт нужна эта формула, если сколько хочешь можно утащить с их грузовиков?! У них уйма грузовиков. Куда ни плюнь — везде грузовики с кока-колой, причем плетутся еле-еле. А я, как только выпадает случай, еду следом. Они прямо бесятся от злости.

Донна улыбнулась ему тайной, милой улыбкой, словно пыталась заманить его в свой странный мир, где она тащится и тащится за каким-нибудь грузовиком, а потом, когда грузовик останавливается, просто крадет все, что там есть.

Не потому, что она прирожденный Даже не из мести. Просто она так насмотрится на ящики с кокой, что наперед решит, как ими распорядиться…

— Хочешь пересчитать? Тысяча ровно. Арктор взял пакеты, передал деньги и подумал: Донна, вновь я могу тебя сейчас заложить, но, наверное, никогда этого не сделаю, потому что жизнь возле тебя полная, и удивительная, и радостная; я не решусь перечеркнуть ее.

— Можно мне взять десяток? — попросила Донна. — Десяток? Десяток таблеток? — Он открыл пакет и отсчитал ей ровно десяток. А потом десяток для себя.

Завязал пакет и отнес к своему плащу в прихожей. — Представляешь, что придумали теперь в магазинах? — возмущенно начала Донна. Таблеток нигде не было видно, она уже упрятала из в загашник. — С кассетами?

— Забирают, — сказал Ар- За кражу. — Да нет, они всегда забирали. А теперь… Ну, ты знаешь, выбираешь кассету или диск, подходишь к продавцу, и тот отлепляет ярлычок с ценой. Так что ты думаешь?! Я чуть не накололась. Она плюхнулась в кресло и достала завернутый в фольгу маленький кубик, в котором Арктор сразу распознал гаш. — Оказывается, это не просто ярлычок. Там есть крошечка какого-то сплава, и, если ты обошел продавца и идешь к двери, начинает реветь сирена.

— С чего ты взяла? — Передо мной одна соплячка пыталась вынести кассету под пальто. Заревела сирена, ее заграбастали и сдали фараонам.

— Сколько у тебя было под пальто? — Три. — А в машине наркотики? — спросил Ар- Если б тебя взяли за кассеты, то обыскали бы и машину. Причем спорю, что ты делаешь это не только здесь, но и…

Он хотел сказать: 'и там, где тебе не могли бы помочь знакомые из полиции'. Но не сказал, потому что имел в виду себя. Если Донна попадется, он из кожи вон вылезет, чтобы ей помочь. Но ему ничего не удастся сделать в другом округе… В голове закрутился глюк, настоящее шугало: Донна, подобно Лакмену, умирает, и всем, как Баррису, плевать. Ее запрячут в тюрьму, и там ей придется отвыкать от препарата С, и выйдет она совсем другой Донной. Вернее, участливое выражение ее лица, которое он так любит, преобразится бог знает во что, но в любом случае во что-то пустое и слишком часто используемое…

— Когда есть гаш, я обо всем забываю. — Донна достала маленькую керамическую трубку и смотрела на него широко раскрытыми, лучистыми и счастливыми глазами. — Садись. Я в тебя вдую.

Арктор сел, а Донна поднялась, раскурила трубку, подошла не спеша, наклонилась и, когда он раскрыл рот — словно птенец, мелькнула мысль, — выдохнула в него струю серого дыма. Она наполнила его своей горячей, смелой, неиссякаемой энергией, которая в то же время успокаивала, расслабляла и смягчала их обоих.

— Я люблю тебя, Донна, — сказал Ар Это вдувание, этот суррогат секса, возможно, был даже лучше, чем все остальное. Такое интимное и такое странное… Равноценный обмен, пока не кончится гаш.