воткнуты утиные перья.
Мириэль вскочила на ноги и попыталась было убежать, но запуталась в юбках, да к тому же она была голодна и у нее болели ноги. Дикарь схватил ее и повалил наземь.
Напрасно бедняжка старалась вырваться, перепуганная насмерть. Он что-то кричал ей на незнакомом языке, и наконец она закрыла глаза, приготовившись умереть.
Но оказывается, убивать ее дикарь не собирался. Он довольно осторожно поставил девушку на ноги и подтолкнул вперед, к берегу.
— Что ты от меня хочешь? — в полном отчаянии спросила Мириэль. — Кто ты?
Ответа не последовало, но, когда они прошли несколько ярдов — она впереди, он сзади, — Мириэль поняла, что он ведет ее к своей лодке. Раньше она уже видела такие длинные, узкие лодки, сделанные из бересты и оленьей шкуры, — каноэ. Дикарь жестом велел ей сесть в лодку.
Мириэль огляделась по сторонам, надеясь, что сможет хоть чем-нибудь себе помочь. Ведь, оказавшись в лодке, она будет полностью во власти дикаря, и даже прыгнуть в воду будет нельзя — тяжелые юбки утянут ее на дно. Но еще больше, чем утонуть, она боялась того, что может сделать с ней дикарь. Однако ей оставалось только повиноваться, потому Мириэль села в лодку и как могла скромно закутала юбками ноги. Когда дикарь столкнул каноэ в воду и забрался в него сам, она замерла.
«Какая же я была дура! Неужели отец Мак-Донох оказался прав? Неужто гордыня привела меня к такому концу?»
Она стиснула зубы, дрожа от усталости и страха. Каноэ отчаянно закачалось, и Мириэль судорожно вцепилась в борта. Сердце ее бешено колотилось. Быстрыми умелыми движениями дикарь повел свое суденышко на стремнину, вода подхватила лодку и понесла быстрее, чем это мог бы сделать любой человек. Они плыли молча, окутанные туманом, одни посреди реки.
Через некоторое время сквозь туман раннего утра стали пробиваться солнечные лучи, и Мириэль разглядела местность по обе стороны реки. Девственную голубизну неба кое-где нарушал дымок костра, на берега выходили к водопою животные и без страха смотрели на путников. Эта земля еще не знала человека.
Путешествие было бы даже приятным, если бы Мириэль могла отделаться от своих страхов, но угроза неведомого затмила ей все красоты. Конечно же, ангел знал, что все это случится, когда отправлял ее в дикие края. Но какой цели послужит ее смерть?
«Я не такая! Я не святая, я не гожусь! Почему именно я?»
Внезапно до нее дошла вся абсурдность этого вопроса. «Почему я?» — разве не все так спрашивают, даже если не оказываются беспомощными пленниками дикарей Нового Света и их не везут по неведомой реке? Ответ всегда один — это не твоего ума дело.
Ее четки уцелели в последнем приключении, и Мириэль, перебирая бусины, принялась молиться, находя утешение в знакомых словах.
Солнце уже начало склоняться к западу, а река стала еще шире, когда они добрались до цели. Мириэль уже давно чуяла слабый запах дыма, и теперь, за поворотом реки, увидела, откуда он поднимается. На острове посреди реки стоял город.
Отец Мак-Донох рассказывал ей, что туземцы не строят каменных домов, но этот город был воздвигнут из камня и огромен, как города Старой Европы. Четыре круглые башни, похожие на шахматные ладьи, возвышались по углам частокола из обструганных бревен. Ворота были открыты, и внутри Мириэль увидела другие здания, с крытыми тростником крышами. В реку врезался короткий каменный причал, к которому и подвел лодку дикарь. Он не стал привязывать каноэ — причал предназначался лишь для того, чтобы легкие суденышки не сносило течением, а втащил лодку на песчаный берег и сделал Мириэль знак следовать за ним.
Мышцы девушки затекли от долгих часов неподвижности, шла она медленно, что раздражало туземца. Он схватил ее за руку и потащил за собой, что-то выкрикивая на странном языке и время от времени заглядывая ей в лицо, словно выискивал хоть какой-то признак понимания. Сумев наконец как следует рассмотреть своего похитителя, Мириэль осознала, что он отличается от всех туземцев, которых она прежде встречала.
У него были голубые глаза.[49]
Осознав, что его не понимают, туземец разочарованно пожал плечами и знаком велел пленнице идти первой. Мириэль, спотыкаясь, пошла вперед. Любопытство, охватившее ее, помогло преодолеть страх. В своих странствиях она слышала легенды о затерянных колониях — может, это как раз одна из них? Форпост христианства в языческой глуши? Вид столь добротного поселения убеждал ее в этом. Город был полон народу. На улицах играли дети, смеясь и крича, как все дети во всем мире. Мужчины и женщины, одетые по обычаю индейцев, занимались своими делами и почти не обращали внимания на незнакомку. У многих были голубые глаза, а цвет волос варьировался от светло-каштанового до почти белого. Это были высокие и красивые люди, и, будь они одеты по-европейски и повстречайся ей на улице Балтимора, она даже внимания бы на них не обратила.
Посреди поселения возвышалась высокая ступенчатая пирамида, ее серую каменную поверхность покрывали незнакомые письмена, а местами встречались вкрапления цветного камня. Широкие ступени вели к темному проходу в вышине, перекрытому аркой с изображением какого-то крылатого существа.
У подножия лестницы стояли двое воинов с копьями. На головах у них были конические шлемы, по краю украшенные зубами зверей. У каждого из стражников на обнаженной груди красной охрой был нарисован крест в круге. Туземец заговорил с ними. Прислушавшись к разговору, Мириэль вдруг поняла — точнее, ей показалось, что она почти понимает их. Она прекрасно говорила по-английски и по-французски, могла общаться и на испанском, и этот язык, хотя и иной, все же казался ей знакомым.
Разговор закончился, и человек, который привел ее сюда, повернулся и пошел прочь. Он остановился, чтобы в последний раз посмотреть на пленницу, словно хотел мысленно передать ей то, чего не мог сказать словами. Но все внимание Мириэль сконцентрировалось на пирамиде. Девушка вглядывалась в изображение на арке. Нет, это не птица, как показалось сначала.
Это была Чаша. Чаша из зеленого камня, окруженная языками пламени.
Забыв об опасности, Мириэль бросилась вверх по ступеням. Стражники этого не ожидали и не успели преградить ей дорогу.
Слишком высокие ступени были сделаны явно для красоты, а не для того, чтобы ими пользоваться. Мириэль, уже на подходе к темному отверстию, стала задыхаться и замедлила шаг. Оглянувшись, она увидела, что стражники остановились несколькими ступенями ниже, словно не могли идти дальше.
Запыхавшись и тяжело дыша, девушка добралась до последней ступени. Тут не было никого — только изображение Чаши, за которой она так долго шла, дразнило ее, словно манящий указатель.
Мириэль нерешительно шагнула под арку, презирая себя за опрометчивость, но не смея остановиться.
Интерьером пирамидальный храм мог бы сравниться с великими соборами Европы. Тусклый свет дымных свечей, установленных в резных каменных нишах, слабо озарял покрытые росписью стены. Мириэль прошла в середину обширного зала, словно повинуясь неслышному зову, и тут увидела Ее.
Чаша стояла на невысоком алтаре из черного камня, освещенная лучами солнца, проникавшими сквозь отверстие в крыше. Это была не та Чаша, которая являлась Мириэль в видениях, и все же сомневаться не приходилось. Неглубокий сосуд, вырезанный из цельного куска полупрозрачного изумруда, источал ауру древности. Основание Чаши само по себе было шедевром мастерства неизвестного средневекового ювелира — сокол из чистого золота развернутыми крыльями охватывал стенки Чаши, сияя рубиновыми глазами в темноте комнаты. За долгие годы тело птицы было отшлифовано прикосновениями тысяч рук так, что изначально острые концы золотых перьев теперь мягко и плавно изгибались.
Да, это именно то сокровище, за которым отправил ее ангел. Мириэль шагнула вперед, очарованная, не отваживаясь даже коснуться столь священного предмета. По мере того как она вглядывалась в Чашу, золотой сокол, казалось, сиял все ярче и наконец вспыхнул таким ослепительным светом, что сама Чаша стала не видна.
— Kessae! — послышался возглас.
Мириэль вздрогнула. Из темноты возник седовласый старик. На голове у него была высокая
