Обе стороны делали вид, что ничего экстраординарного не происходит — обычное маневрирование и перегруппировка сил. Но в главных штабах ВМС России и США уже просчитывались варианты поведения в случае, если их суда столкнутся у беглой «барракуды». Собственно, вариантов было два: совместные действия или конфликт. Но Россия за помощью не обращалась, значит, основания для взаимодействия отсутствовали. А конфликтов страны, обладающие ядерным оружием, старались избегать. Так что вопрос оставался открытым.
В это время потерявшая ход «барракуда» беспомощно висела в океанской толще на глубине трехсот пятидесяти метров, разворачивалась течениями и медленно погружалась, потому что веретенообразная форма подводного корабля позволяет сохранять плавучесть и управляемость только в движении. Внутри было темно: Лисков приказал отключить и электроэнергию.
Конечно, центральный пост мог запустить дизель, включить аварийное освещение от аккумуляторов, продуть балластные цистерны и всплыть, но делать это было некому: когда после сумятицы перестрелки наступила темнота, Чижик, Казаков, Яблочков и вахтенный матрос из экипажа исчезли неизвестно куда. Отчаянно матерясь и изрыгая страшные угрозы в адрес всей остальной части человечества, в посту появились трое бандитов, контролировавших носовые отсеки. Теперь здесь собрались все оставшиеся в живых захватчики.
— Надо выковырять этих сук! — рычал крабообразный, с маленькими глазками Виталя. — А то потонем к ебаной матери!
Ощетинившись стволами, шестерка бандитов столпилась у люка в пятый отсек. Вначале Лисогрузов, потом Краб, потом они вдвоем налегали на рычаг кремальерного механизма, но ручка не сдвигалась ни на миллиметр.
— Должна открываться, — налившись кровью, хрипел Лисогрузов. — Там нет стопора…
Но маленький гвоздик между сопрягающимися зубчатыми поверхностями делал свое дело: люк оставался задраенным Наглухо.
— Может, гранатой? — в горячке предложил остролицый, но сам же и ответил:
— Нет, ну его в жопу, еще хуже выйдет…
— Сейчас посмотрим, что тут можно сделать…
Подсвечивая себе припасенным еще на берегу фонариком, Лисогрузов осмотрел центральный пост. Обилие приборов, кнопок, переключателей, вентилей, задвижек, рычагов привело его в замешательство. Конечно же, ни он, ни кто другой из его людей не могли справиться с управлением. Одно дело держать под контролем профессионально работающий экипаж подводников, и совсем другое — составить экипаж из дилетантов, которые когда-то служили на подлодках или даже учились на командира субмарины…
— Ну что? — нетерпеливо спрашивал Краб. — Давай затопим их к ебаной матери! А потом откачаем воду — и дело с концом!
Лисогрузов не отвечал. Затапливать реакторный отсек — совсем не такое простое дело, как думает этот недоумок. И откачивать воду на трехсотметровой глубине… Да и кто сможет управлять реактором?
Он осветил глубиномер. Триста восемьдесят метров!
— Мы тонем, — вырвалась неосторожная фраза. — Без хода эта бочка уйдет на дно!
— Я не хочу!! — пронзительно заорал остролицый, и Лисогрузов сразу понял, что это не просто испуг — это психический срыв, паника, лишающая человека способности руководить своими действиями. — Немедленно наверх! Немедленно! Открыть люки! Воздуха! А-а-а-а!
Несостоявшийся командир слышал про этот страшный невроз, заставляющий несчастного разбивать голову о стальные переборки, отдраивать люки на глубине, убивать товарищей, препятствующих коллективному самоубийству. Болезнь называется клаустрофобия — страх замкнутого пространства. Она бывает врожденной, и тогда матрос никогда не попадет на подводную лодку, чаще невроз развивается вследствие травмирующей ситуации, например, аварии. В подобном случае последствия труднопредсказуемы.
Исходя из принципа «на ошибках учатся», до курсантов-подводников доводят печальную хронику аварий и катастроф. В пятьдесят шестом под Одессой сухогруз протаранил маневрировавшую на восьми метрах «дизельку», раскроив ее форштевнем почти пополам. Лодка мгновенно затонула и легла на грунт на глубине двадцать два метра. Спаслись четверо в носовом отсеке: вода пробилась и туда, но воздушная подушка остановила ее на уровне одного метра. Три матроса включились в дыхательные аппараты, а четвертый, потеряв способность соображать и действовать, истошно кричал, разбивая лоб и кулаки об обшивку. «ИДА» на него надели силой, но дальше сила не помогала, потому что надо было выходить за борт через торпедный аппарат, а протащить человека сквозь трубу длиной шесть метров и диаметром пятьдесят сантиметров без его горячего желания попросту невозможно.
Трое выбрались из лодки, поднялись по тросу на поверхность и увидели в полутора километрах берег. Тогда они (если верить их собственным словам, потому что объективных доказательств не было, а слова вызывали обоснованные сомнения) вернулись обратно в полузатопленный стальной гроб, чтобы все-таки спасти товарища, но тот впал в буйство и представлял серьезную опасность, отважная тройка вынуждена была оставить его на бесславную смерть. Сами же они благополучно добрались до берега, а впоследствии удостоились орденов за мужество и героизм.
— Воздуха, суки!! Я вас всех перемочу!
— Спокойно, Серый…
Лисогрузов не увидел, а почувствовал, что тот достал оружие, и успел перехватить руку с пистолетом. От удара наотмашь Серый упал, но тут же подскочил, словно теннисный мячик, и бросился к рубочному трапу. Краб прыгнул следом и сжал конвульсивно бьющееся тело в железном захвате.
— Уколите его! — приказал Лисогрузов.
Пока в темноте искали ампулы и шприц, Серый изошел криком, окончательно взвинтив нервы у сотоварищей. Получив изрядную дозу наркотика, он наконец успокоился и, скорчившись, заснул в углу.
— Что будем делать? — напряженным тоном спросил Лисогрузов. Сам он совершенно не представлял ответа на этот вопрос.
— Надо сдаваться, — быстро ответил тот, кто стоял рулевым. — Иначе кранты.
— А сдашься — тебе медаль дадут! — огрызнулся чернявый Боб. — Я на это дело из-за больших бабок подписался. Уже почти все сделали. А там пятнашка светит, если не «вышка». И никаких условно-досрочных, скорей еще добавят.
Он плюнул на пол, что по правилам подводного флота являлось невообразимым святотатством.
— Заживо сгнием в особых мордовских лагерях, факт. Мне один хер, где подыхать. Отсюда до хрустов ближе…
— Хватит ныть про лагеря! — раздраженно перебил Краб. — Лучше скажи, что делать?
— Запустить дизеля, всплыть и идти малым на точку!
— Кто сможет это сделать? — так же раздраженно спросил Краб.
— Борец сделает!
Лисогрузов запрещал называть себя прозвищем, и нарушение этого запрета свидетельствовало о том, что команда выходит из повиновения. Неудивительно. Их осталось пятеро, к активным действиям способны только Виталя, Боб и он сам. Ситуация критическая, сейчас быть командиром может только тот, кто способен спасти остальных.
— Сделаешь, Борец? — дерзкий прямой вопрос не только нарушал субординацию, но и являлся прямым вызовом.
— Я двадцать лет не спускался в лодку…
— А на хер нам такой командир? Так и я могу командовать. Тогда и командирская доля моя!
— Заткнись! — с угрозой произнес Лисогрузов. — Лучше пойдите и пригоните сюда этих баранов. Заставить их работать — единственный выход…
— Ничего себе! — возразил Краб. — Их десятка два, а нас двое… Да еще в темноте! Дадут по башке и спустят в трюм!
— Единственный выход! — повторил Лисогрузов.
В это время Чижик разговаривал по аварийному телефону с БЧ-5.
— Они там одни, — сообщил он. — Я взял пистолет у убитого. Можно зажать их с двух сторон.
— Деятельное раскаяние? — спросил Лисков. — Это хорошо: срок выйдет меньше. Давайте по сигналу,