бандитами. Скорей всего в конце пути от всех постараются избавиться.

— Вот блин! — воскликнул Кисляков. — И кто же эти бандиты? Бородатый, что ли? У него действительно рожа…

— Это главмех. Старший у бандитов тот здоровый бугай, что стоял на мостике рядом с командиром. А сам командир изменник, он с ними заодно. И здесь, в корме, татуированного видали? У него гранаты…

«Тюлени» ошарашенно переваривали услышанное. Они настроились на то, что испытания закончились и можно расслабиться. А оказалось — попали из огня да в полымя.

— Тогда ждать нечего, — наконец заговорил Кисляков. — Надо бить первыми. Я больше не хочу подыхать в океане.

— Сколько их всего? — спросил Ершов.

— Около десятка. Но опасны пять-шесть человек.

Еремеев что-то прикидывал.

— А экипаж?

— Людей мало, они разобщены и запуганы. Особо надеяться не на кого.

— Значит, нас трое… — Еремеев внимательно посмотрел на контрразведчика. — И вы. Четверо?

Лисков кивнул, стараясь выдержать испытующий взгляд и не моргнуть.

— Оружие есть?

— Пистолет.

— У нас пистолет и два ножа, — удивил контрразведчика Еремеев. Когда терпящих бедствие поднимали на борт, никому не пришло в голову проверить их тощие вещмешки. Трудно было предположить, что затерявшиеся в океане изможденные люди имеют при себе оружие. Особенно если не знать, что они принадлежат к особому подразделению боевых пловцов.

— А что у них? — поинтересовался Ершов.

— Весь арсенал корабля, — с досадой сказал Дисков. — Не считая того, что было при себе.

— Тогда надо действительно начинать первыми. И действовать очень жестко. Иначе…

Следующий час ушел на обсуждение предстоящей операции. Корму контролировал татуированный Витек, он и должен был стать первой жертвой.

— Может, просто связать? — нерешительно спросил Лисков. За годы своей специфической деятельности ему не приходилось приговаривать людей к смерти.

«Тюлени» синхронно покачали головами.

— Тогда надо приставлять к нему охрану, — пояснил Еремеев. — Такой возможности нет. А он может освободиться, или кто-то ему поможет… И враг окажется у нас за спиной. Этого допускать нельзя.

Ершов и Кисляков кивнули. Речь шла об азах боевой работы. Экспериментировать здесь мог только сумасшедший. Или самоубийца.

— Ну а кто… — Лисков замялся.

Пловцы переглянулись. Им тоже не каждый день приходилось убивать людей.

— А вы, товарищ особист, не хотите попробовать? — ядовито спросил Кисляков.

— Я? — растерянно переспросил тот. — Но я никогда… И вообще…

— Давайте договоримся сразу, — глядя на капитана третьего ранга в упор, сказал Еремеев. — Есть определенные правила диверсионных действий. Одно из них: начав, не останавливаться и не размышлять. Иначе — немедленная смерть. Вы вызвались работать с нами, поэтому должны руководствоваться нашими правилами. Вам ясно?

Контрразведчик молчал. Он не чувствовал себя готовым к предстоящей резне. Одно дело — абстрактные рассуждения о необходимости освободить корабль, и совсем другое — выстрелы в упор или смертельные ножевые удары. Но и ситуация сложилась так, что отсидеться в стороне не удастся. Он старший по званию, он отвечает за корабль, он, наконец, знает, кто свой, а кто враг. Значит, ему и возглавлять операцию… Ватной рукой Лисков извлек масляно отблескивающий в электрическом свете «макар». Ему казалось, что все происходит во сне. Может, так и лучше — сделать все, что надо, и проснуться.

— Только начать я не смогу, — хрипло сказал он. — Когда все завертится, тогда…

— Ладно, — Еремеев сделал знак Кислякову. — Кого еще можно взять с собой?

Особист подумал.

— Мичман Ивантеев спортсмен-гиревик, весь как из железа.

— Ладно, — повторил Еремеев и потер вспотевшие ладони. — Снимите с предохранителя…

Ивантеев с Максимовым приспособились спать поочередно, но нервозная обстановка и большой объем работы не позволяли как следует отдохнуть. Мозг отключался на два-три часа и снова включался, возвращая к тоскливой неопределенности. Глаза у обоих управленцев были такие же красные, как многочисленные лампочки на панелях пульта, лица посерели и опухли.

— Шевелись, братва, поживей вертись! — выкрикивал Витек, скаля зубы в глумливой ухмылке. Он уже не скрываясь колол себе эфедрин и в приливе наркотического возбуждения остро хотел командовать и демонстрировать свою власть. Почти всегда в его руках была граната, иногда заскорузлые пальцы сжимали усики чеки.

— Кончай играться, — устало говорил Ивантеев. — Рванет — всему кораблю конец.

Витек довольно ржал.

— Не боись! Она ручная!

Все повторялось с удручающей монотонностью: короткий дурной сон, однообразные команды центрального поста, идиотские шутки Витька… Казалось, что ничего выходящего за пределы этого оболванивающего круговорота одних и тех же событий произойти не может. Как вдруг в БЧ-5 стремительно ворвались два человека, один схватил Витька за руки, а второй ткнул в голую грудь узкий блестящий клинок, который буднично спрятался в сидящего на месяце и тосковавшего по водке черта, словно дело происходило в цирке и демонстрировался обычный фокус. Охранник беспомощно дернулся, выкрикнул что-то невнятное и побледнел. Клинок быстро вынырнул обратно, теперь он уже был не блестящим, а темным, и снова клюнул в грудь, а из черта покатилась на белый живот тоненькая красная струйка. Глаза Витька подкатились, он кулем свалился на стальной клепаный пол. Ладонь безвольно разжалась, держащий руки человек подхватил гранату, второй извлек торчащий за поясом пистолет.

— Готово? Молодцы! — в командный пункт вдвинулся третий незнакомец с какой-то мясорубкой в руке. За ним маячил особист Лисков.

Тот, кто держал нож, вытер его о брюки Витька, и клинок опять заблестел, а на ткани остались бурые полоски. Максимов громко икнул, и его стошнило прямо на пульт. Ивантеев побледнел.

— Мы освобождаем корабль, — напряженным голосом сказал человек с «мясорубкой». — Нужна помощь. Пойдете с нами? Оружие дадим — хоть нож, хоть пистолет.

До мичмана дошло, что вопрос обращен к нему.

— Н-нет, я так не могу… Нет…

Ничего не говоря, все трое вышли в коридор.

— Пошли дальше, — расслышал Ивантеев. И все стало как обычно: гул реакторной установки, мигание контрольных лампочек, подрагивание стрелок приборов. Только скалившийся минуту назад Витек лежал мертвым на рифленом полу. Мичман никогда не видел, как режут баранов, но сейчас ему показалось, что охранника зарезали именно так: быстро, проворно, привычно, не оставив ни одного шанса на жизнь. Он представил, что сейчас произойдет в центральном посту, и с трудом сдержал приступ тошноты.

На этот раз Лисков шел первым. Ему предстояло разделить тех, кто находится в центральном посту, на своих и врагов. И открыть огонь. Момент выдался подходящий: они зашли со спины и никто не обернулся. Но мишеней оказалось слишком много. Бородатый «дед» закрывал квадратного захватчика, штурман находился на одной линии с Чижиком. Только рулевой был полностью открыт, но ни с того ни с сего выстрелить человеку в спину контрразведчик не мог. Ему хотелось, чтобы пловцы и здесь выполнили всю кровавую работу, хотя ясно было, что они не смогут разобраться — кого надо убивать, а кого нет.

Неожиданно радист вышел из своей кабинки, очевидно, в гальюн, и увидел четверку вооруженных людей. Он взмахнул руками и заорал, перекрывая гул силовой установки. Лисков выстрелил. Но ему никогда не приходилось стрелять в нашпигованном приборами посту управления, да еще целясь в живого человека. Подсознание отчаянно противилось, рука дрогнула, пуля прошла над головой, ударилась в шпангоут и