выбросов остались несколько пятен с повышенным фоном. На них лучше не попадать — можно схватить дозу…

— И что тогда? — быстро спросил Ахмед. — Выход из строя, заболевание, смерть? Как скоро они наступят?

— Фон невысок, так что последствия могут проявиться через несколько лет.

— Ну, это не страшно, — разведчик с облегчением улыбнулся, и Сливин понял, что сам он не собирается идти к штольне.

— Теперь о транспортировке. Каковы размеры и вес?

— Представьте бочонок из-под пива. Высота шестьдесят сантиметров, диаметр в средней части сорок. Весит девятнадцать килограммов.

— Всего-то! Прекрасно! А какова толщина бетонной заглушки?

Он знал и про это. Впрочем, дьявол знал все, о чем был осведомлен Николай. Но тот был чистым теоретиком и на полигоне побывал раз в жизни.

— Чуть меньше двух метров.

Ахмед погладил усы.

— Неужели она выдерживает взрывную волну? — в вопросе прозвучал не профессиональный, а чисто человеческий интерес.

— Конечно. Во-первых, заряд несколько заглублен, во-вторых, в туннеле система волногасящих щитов, да и мощность не мегатонная…

Разговор продолжался около часа, наконец Ахмед прекратил расспросы и задумался. Складки на переносице обозначились резче.

— Я дам вам подробную схему местности и инструкцию по переводу изделия в эксплуатационное положение, — решил подвести итоги Сливин. — Остальное меня не касается.

— Да, да, — рассеянно отозвался Ахмед, выходя из задумчивости. — Мы еще вернемся к этому чуть позднее. Может быть, придется внести в наш план небольшие поправки. Вот ваш аванс.

Откуда-то из-под стола он извлек небольшую мужскую сумочку, именуемую в просторечии «пидоркой», расстегнул «молнию» и, сдвинув тарелки, вытряхнул на скатерть то, что находилось внутри. Десять пачек стодолларовых купюр.

Сливин оторопел. Самое большее, что он получал за свои консультации, это две тысячи долларов. Лежащая перед ним сумма казалась нереальной. Он вряд ли сумеет распорядиться такими деньгами!

— Что-то не так? У вас ведь предпочитают расчеты наличными? Я могу открыть счет в любом банке мира.

— Нормально, — выдавил из себя конструктор, складывая деньги обратно. Несчастный Бобренков видел такой куш конечным результатом длительной и сложной работы.

Дьявол как будто умел читать мысли.

— Еще вопрос… Где ваш сослуживец Бобренков? — черные глаза внимательно прищурились.

— Мы не закончили, — не очень вежливо перебил Сливин. — Здесь нет микрофонов?

Разведчик сдержал улыбку. Спохватился!

— Нет. Помещение заказано через третьих лиц, никто не знал, что я здесь буду. О вас не знали тем более.

Про чувствительный микрофон его собственного магнитофона Ахмед говорить не стал. Только полный профан мог предположить, что их разговор не записывается.

— У меня обязательное условие. Без него договоренность не состоится, — напряженно сказал конструктор и отодвинул сумочку.

— Пожалуйста. Мы все выполним, — разведчик привычно раздвинул губы, обнажив широкий оскал белых зубов.

— Я хочу, чтобы вы устранили одного человека. Физически устранили. Вместе с его автомобилем.

Искусственная улыбка исчезла. Если бы в подвал ворвались вооруженные чекисты, Ахмед был бы изумлен меньше.

— Фамилии его я не знаю, — продолжил Сливин. — Он ездит на двухдверном «БМВ» с закрывающимися фарами. Серебристого цвета. Автомобиль тоже должен быть уничтожен.

— А чем вам помешал автомобиль? — недоуменно спросил разведчик. — И вообще… Так не бывает! Если даже фамилию не знаете… Вы, наверное, шутите…

— Я не шучу. Это обязательное условие. Без него сделка не состоится.

Ахмед пожал плечами. Магнитофон зафиксировал не только измену родине, но и подстрекательство к убийству.

— Какой номер машины? — из кармана он достал трубку сотового телефона и принялся нажимать клавиши.

Сливин назвал цифры. Букв он не запомнил.

Разведчик поднес телефонную трубку ко рту и заговорил так, будто под языком у него перекатывались камни. Затем наступила пауза.

— Надо подождать, — пояснил Ахмед. Пауза затянулась. Потом трубка ожила, и лицо разведчика закаменело.

— Сейчас мне перезвонят, — сказал он. — С этой машиной что-то нечисто…

Звонок последовал через полчаса. Ахмед внимательно слушал, и его лицо напрягалось еще больше. Он спрятал трубку и внимательно посмотрел на «заказчика».

— Это Лечи Эранбаев. Ближайший помощник Горца — руководителя чеченской диаспоры. Очень заметная и влиятельная фигура. Поднимется большой шум, возможны самые неожиданные последствия…

— Теперь я могу ответить на ваш вопрос, — тихо проговорил Сливин, чувствуя, как ненависть к недавнему гостю наполняет все его существо. — Лечи и увез куда-то Бобренкова. Я сам направил его к Игорю для консультаций. После этого он пропал.

Ахмед сильно дергал себя за ус, как будто собирался его оторвать.

— Это точно?

— Абсолютно. Думаю, теперь у вас появился и личный интерес выполнить мою просьбу.

— Не личный, а деловой… Но вы сказали, что не знаете того человека…

— Не знал его фамилии. Но знал, что он отъявленный негодяй.

— Сколько в Москве негодяев? Почему же вы выбрали одного?

— Это мое дело. Личное дело. Вас оно не касается.

Ахмед задумался. Впервые за время обеда он казался серьезно озабоченным.

— С учетом всех обстоятельств я сам не могу решить этот вопрос. Мне нужно провести консультации.

Подписание договора откладывалось. Сливин подвинул сумочку с деньгами поближе к дьяволу. Но тот покачал головой.

— Наши переговоры не прерываются, достигнутые договоренности остаются в силе. И прощаемся мы ненадолго.

Невесть откуда взявшийся «Дима» тем же путем вывел конструктора в проходные дворы.

— Не заблудитесь? — он фамильярно похлопал Сливина по плечу. — Вам туда, прямо за мусорные баки.

Обитая железом дверь захлопнулась, ржаво проскрежетал засов. Оставшись один в безлюдном незнакомом закоулке, конструктор ощутил прилив страха. Сумочка оттягивала руку. В сегодняшней России убить могут из-за трехсот долларов. Сто тысяч при себе — верный смертный приговор. Сливин побежал к мусорным бакам, оскальзываясь на чем-то мягком, обогнул их. Из-под ног шумно шарахнулись в стороны несколько кошек. Сердце провалилось в желудок, потом затрепыхалось в горле. Не разбирая дороги, он кинулся в пролом и пришел в себя, только вырвавшись на мощенную булыжником улицу.

Лечи отпустил Машу, когда стало смеркаться. За целый день он сделал не больше трех коротких перерывов. Около часа она пролежала грудью на столе в гостиной, потом он перекинул ее через плечо и отнес в спальню, бросив на кровать с не очень чистым бельем. Он обращался с ней, как с резиновой куклой для секса: поворачивал то так, то эдак, ставил на колени, и все это молча, лишь иногда отдавая короткие