Наоборот. И, пожалуй, можно будет в осуществлении планов рассчитывать даже на поддержку со стороны Корпуса.
В отличие от Река, Нарин с самого начала знала, какому миру она должна – и будет – служить. Не Легане, конечно, и даже не старому, славному миру Мадиг. Давно (а для ее возраста пять лет тому назад – это очень давно), в праздничный день выпуска из элитного Закрытого корпуса Специальных сил, она уже произносила, а потом и заверила своей подписью очень похожий текст – то есть, присягнула на верность Рамиде. От присяги Мадигу она была освобождена как прикомандированная, а не перешедшая на службу в другой мир. Выпускники Рамиды, мира, поставляющего разведчиков всему свету, пользуются такой привилегией в соответствии с законом Конфедерации, принятым полтораста лет тому назад. И до сих пор никогда и нигде, ни действием, ни помыслом Нарин не нарушила той торжественной клятвы. И не нарушит и впредь.
Она механически, не думая больше об этом, повторяла звучащие слова и даже не подставила мысленно вместо «Леганы» родное и привычное «Рамиды». Это было бы противно ее характеру: показывать кукиш в кармане. Нарин просто перестала бы себя уважать после этого. А как можно жить, не уважая себя?
«Да, подруга Нарин, план твой хорош, хотя и выглядит сумасшедшим. Но в нем полно недостатков. Не возвратившись на „Покоряющий“, ты теряешь возможность контролировать его связь. А это очень важно именно сейчас. Потому что сделка заключена, и по этому поводу наверняка Маро послал соответствующее сообщение. Интересно было бы узнать его содержание. Будь я на борту, я бы… но меня там нет. Пожалуй, подруга, ты опростоволосилась!»
«Хотя, собственно, – продолжала думать она, – а почему опростоволосилась? Разве не осталось никаких возможностей? Наверняка они есть. Они всегда есть – надо только вовремя увидеть и использовать.
У меня есть средство связи с кораблем: любезно переданный ими коммик. Предположим, я вызываю корабль. Мне отвечают. Что дальше? Мне надо там хоть за что-то зацепиться. Оказаться в корабельной Сети. Сделать так, чтобы меня не отключили сразу. Это возможно? Чем я могу их заинтересовать? Моих – теперь уже бывших – командиров?»
Мысли бежали, а губы тем временем послушно повторяли:
«Всевидящий, какая же я дура! Есть, все есть! Нужно только как-то уединиться, чтобы никто не услышал – и не помешал».
– Идем, прикрывающий, одарим начальство своими автографами. Что ты там увидела?
Последние слова Рек произнес, увидев, что Нарин внимательно всматривается в происходящее на противоположной стороне плаца – где приносили присягу оказавшиеся на стороне Мадига.
– Твой якобы победивший друг, – объяснила она. – Похоже, ищет нас. Ага, увидел. Идет сюда. Как думаешь, зачем?
Рек только пожал плечами, отвечая:
– Да просто побыть немного вместе – перед расставанием. Нам обоим будет не хватать друг друга. – Он улыбнулся. – Но у меня есть ты. Так что я в выигрыше. Честь и слава, Вин. Рад, что вышло еще раз увидеться.
– Слава и честь, побежденный! – Вин странно усмехнулся. – Хотя, может быть, сегодня не я победитель, а вот он? – Кивок указал на Нарин. – Или, вернее, она?
Ничего в этих словах вроде бы не было плохого. Но что-то в них Реку не понравилось; интонация, может быть?
– Ты так считаешь? – спросил он, все еще улыбаясь, но уже скорее по инерции.
– Поэтому и хочу поговорить с тобой до того, как разлетимся в разные стороны. Девушка, вам это вряд ли будет интересно…
Нарин вскинула голову, хотела, видимо, ответить что-то резкое, но вовремя сдержалась. Даже улыбнулась. И кивнула:
– Рек, я пойду поближе к кораблю. Все равно скоро сыграют сбор.
И ушла, спиной ощущая взгляды, стараясь идти по-мужски: побольше резкости, поменьше грации. Вин с полминуты провожал ее взглядом, потом повернулся к Реку:
– Нашел миллион под деревом. Везучий ты, родич. Ты что-нибудь о ней узнал все-таки?
– Все, что требовалось. С нею все нормально.
– Тогда – лучшие пожелания. Но я, собственно, не об этом хочу поговорить.
– Слушаю тебя.
– Пока мы с тобой еще только играли, создавали зрелище, картинку. Развлекали начальство. Разве нет? Я, во всяком случае, отнесся к этому именно так. И потому щадил тебя.
«Вот оно как: родственник дает понять, что всего лишь шутил со мной, а если бы дело шло всерьез, то я проиграл бы быстрее и решительнее. Тешит свое самолюбие? Ну да, он всегда считал, что в нашем деле он – неизменно первый, а я – вечный догоняющий. Однако… разве я не почувствовал бы сразу, что он не работает, а лишь создает видимость? Он, похоже, показал все, что есть у него за душой, хотя бы этот последний его финт, когда он выскочил из кинжального перекрестия. Хотя может быть, он имеет в виду, что дело ограничилось схваткой кораблей, а если бы дошло до пустотного поединка скафов, то преимущество оказалось бы на его стороне? Не знаю, родич, ох, не знаю… Но к чему он все это ведет?»
Но ответил он вовсе не так:
– Надеюсь, что на этом все и кончится. Но если даже придется воевать, то где сказано, что друг против друга? Галактика велика.
– Придется, будь спокоен. Иначе зачем бы нас покупали сейчас, одновременно, не считаясь со всеми календарями, с немалой переплатой? Да-да, я тут уже кое-с кем познакомился, получил такую информацию. Значит, те, кто нас купил, грызутся друг с другом насмерть. Так что – грустно, но воевать нам придется именно друг против друга.
– Да, хорошего в этом мало.
– Меньше, чем кажется на первый взгляд. И поэтому хочу дать тебе совет.
– Добрые советы принимаю с благодарностью. Давай.
– Но сначала – откровенно: что за хитрости применяет твоя подружка в бою?
– Не понял.
– Да брось ты. Не верю, что ты не заметил. Объясни: как это она смогла оказаться у моего роланда за кормой? Чтобы попасть туда, ей обязательно надо было пройти в поле моего зрения. Но ее там не было! И тем не менее, она возникла там, где никак не могла. Каким образом?
«Вот он о чем. Ну да, я, собственно, тогда и сам не совсем понял. Но не до размышлений было: бой есть бой, и в нем замечаешь лишь главное: то, что относится к себе, своей позиции, своим действиям. Хотя, конечно, я, ведущий в звене, должен контролировать и действия прикрывающего, но это – теория, а практика – это опыт, которого пока нет ни у меня, ни у Вина. Он тоже чего-то не заметил, вот и недоумевает, задает вопросы. А на самом деле все наверняка объяснимо самым простым образом».
Рек усмехнулся и пожал плечами: другой ответ, похоже, и не был нужен. Но не хотелось расставаться, оставляя давнего дружка то ли в досаде, то ли в каких-то подозрениях.
– Вин, да нет у нее никаких особых приемов. Ты просто не ждал, что она покажет такое умение. Это понятно: ты ведь о ней ничего не знаешь. А она – из кадровой семьи, и с раннего детства…
Не позволяя закончить, Вин отмахнулся от такого объяснения:
