Вера не знала, что ему ответить. Она действительно не презирала его за это. Она не могла его презирать. Она его любила. Как оказалось, любым, даже таким: поверженным и униженным. Поскольку она продолжала молчать, спросил он:

— Теперь, конечно, раззвонишь всем, как я тут ползал перед Рыбой на коленях? Отыграешься? Отомстишь?

— За что?

— А за все! За Ольгу! За группу в «Лучших друзьях»!

Вера опять задумалась. Хочет ли она мстить? Нет… Зачем ей это? Она хочет любить его! И чтобы он ее любил! Она вообще готова все забыть, если он сейчас вдруг…

Она не знала, чего и ожидать вдруг. Хотелось бы, конечно, чтобы он пожалел о том, что променял ее на Первухину. А вдруг он прямо сейчас об этом и скажет! Она ведь только что его спасла. Эти гады так разошлись, что вполне могли его покалечить.

Но Алик молчал.

— Нет, я не буду мстить, — вынуждена была сказать Вера, а потом у нее вдруг неожиданно вырвалось: — Я же люблю тебя.

— А я нет!!! — выкрикнул он. — Я не люблю тебя, понятно!!! И сочувствие твое мне по барабану, ясно!!! И то что ты думаешь обо мне после всего этого — абсолютно безразлично! И деньги я тебе потом отдам! Не сомневайся!

После этого он неожиданно резво поднялся на ноги и бросился в подворотню. Вера без сил опустилась на то место, где только что били ее возлюбленного Алика Рогачева. Силы ее совершенно оставили. Да, не напрасен был ее лебединый танец. Танец прощания. Пришелтаки ее конец.

Сергей Новиков начал замечать за собой, что все чаще и чаще останавливает свой взгляд на Филимоновой. Сначала он думал, что просто пытается разобраться, за что ее все так ненавидят. Он пытался вспомнить, сделала ли Верка комунибудь из одноклассников какуюнибудь подлость. По всему выходило, что никакой не делала. Даже сейчас, когда могла бы, казалось, устроить в классе какуюлибо истерику, она только помалкивает. Правда, вполне возможно, что он, Серега, просто многого не знает. Оно и понятно: кто ему станет докладыватьто!

А лицо Филимоновой неизменно спокойно и розово. Это ж какое самообладание надо иметь, чтобы так равнодушно терпеть полное отторжение коллективом! Вот его не отторгают, а просто не замечают, так он и то воспринимает это болезненно. Булат сказал, что у него стрижка не та и штаны не те. Возможно… Но разве взаимная симпатия или несимпатия зависят от вида штанов? По одежке встречают, это понятно, но ведь одноклассники знают его, Сергея Новикова, уже далеко не первый год. В курсе ведь, что он вполне нормальный человек. Или для того, чтобы тебя признали нормальным, надо надеть навороченные джинсы? Ладно. Наденет какнибудь. Они у него, кстати, есть. Только надежды на то, что это както чтото изменит, нет никакой. Да и постричься в следующем месяце можно какнибудь подругому. Ему просто лень идти в парикмахерскую. Мать — раз — чикчик ножницами, и готово дело! Но он сходит, как только волосы подлинней отрастут. Нет проблем.

Потом он вдруг стал замечать, что ему нравится, как Вера Филимонова наклоняет голову несколько набок, когда пишет в тетради, как забавно (оттого, что очень усердно) наматывает на палец прядку волос. Когда она при ответе у доски списывает пример с учебника, то кисть с зажатой в ней книгой держит очень изящно, слегка на отлете. Потом она обычно, почти не глядя, бросает учебник на кафедру и начинает быстробыстро стучать мелком по зеленой глади доски. Решает Вера почти мгновенно, потом поворачивается к учительнице, и весь ее довольный вид словно говорит: «Вот как здорово я со всем справилась, верно ведь?!» Получив очередную заслуженную «пятерку», Филимонова обязательно улыбается, и на ее щеках появляются забавные ямочки.

А еще здорово, что она не носит джинсов. Абсолютно все девчонки ходят в школу в какихнибудь брюках, и только одна Вера в своих юбочках выглядит необыкновенно женственно и трогательно. И эти волосы… Длинные, светлые, они кажутся очень тяжелыми, но мягкими. Интересно, какие они на самом деле на ощупь? Впрочем, ему ли об этом размышлять? Можно подумать, она когданибудь позволит ему к ним прикоснуться! Да и не только она. Вообще ни одна из одноклассниц никогда не бросала на него заинтересованного взгляда. Впрочем, ему нет дела до остальных одноклассниц. А вот чтобы Вера посмотрела на него, Серегу, какнибудь… ну… хотя бы тепло, ему теперь постоянно хочется. И что такое с ним случилось?

И ведь она, эта Вера, даже в ум не берет то, что он, Сергей Новиков, — единственный, кто вступил в группу Илюхи Булатова под собственными именем и фамилией. В сложившихся обстоятельствах это, между прочим, поступок! Тот же Илюха еще непонятно зачем группу создал. К Вере, как к девчонке, он явно равнодушен. Наверняка просто решил помериться силами с админами группы «Мы ненавидим Веру Филимонову!». Поскольку все остальные думают точно так же, как он, Серега, то воспринимают Булата вовсе не как борца за Верину честь. Именно поэтому ничего хорошего Вере Илюхина группа пока не принесла. В классе относятся к ней попрежнему холодно, а в группе вообще непонятно кто состоит. Может, только он, Серега, да сам Булатов в разных образах.

В тот день к Сергею в школе неожиданно подошла Ольга Первухина и сказала, глядя прямо в глаза:

— Я гляжу, Новиков, ты на Филимонову вдруг запал?

Сергей очень удивился тому, что его отношение к Вере, как оказалось, не только заметно окружающим, но еще и вызывает какието странные чувства у самой Первухиной. Еще вчера ей было безразлично, на кого он запал и запал ли вообще, а потому он именно об этом и спросил:

— А почему тебя, Оля, это вдруг так обеспокоило?

— Фу, Серега, ты до противного изысканно выражаешься! Меня это не просто обеспокоило! Мне это очень не нравится! — ответила она.

— А что так?

— То есть ты не отпираешься, что втрескался в Филимониху?

— Ну… это так я не стал бы утверждать…

— Так! Хорош! — взорвалась Первухина. — Ты тут свои светские манеры брось! Они тебе совершенно не к лицу!

— Не к лицу или не к моим штанам?

Сбитая с толку Первухина покосилась все на те же рыночные тренировочные брюки, которые обругал Булатов, но в которых Новиков попрежнему ходил в школу, и сказала:

— Да уж… в этих штанцах влюбляться вообще — верх идиотизма!

— Значит, я не влюбился! — расхохотался Серега.

— А чего тогда на нее пялишься?

— Ну уж пялитьсято ты не можешь мне запретить!

— Думаю, что если очень захочу, то смогу и запретить, — жестко сказала Ольга, — но пока просто прошу.

— А что будет, если я не прореагирую на твою просьбу? — спросил он тоже уже очень серьезно.

— Может быть, ты хочешь, чтобы в инете образовалась группа «Мы ненавидим Серегу Новикова!»?

Он с минуту подумал и спросил:

— А какой, собственно, мне от нее будет вред?

— А такой же, как Филимоновой! — тут же среагировала Первухина.

— Не скажи! Вера — нормальная, красивая и умная девчонка, всегда была в центре класса, а вы опустили ее, как сейчас любят говорить, ниже плинтуса.

— Так и тебя опустим!