На земле стояло нечто еще более необычное: железная клетка высотой с ребенка, которая, судя по ее тонким прутьям, предназначалась для содержания летающих насекомых или канареек.

Я наклонился, чтобы разглядеть, что делается внутри: маленькое серое существо, насмерть перепуганное и готовое в любую минуту зарыться в ящичек, набитый соломой, смотрело на меня.

Атто поднес к клетке фонарь, чтобы я мог различить то, что он сам и Угонио уже рассмотрели: мышку, единственного пленника этого острова.

С отвращением изучили мы и то, что валялось вокруг клетки. Чего там только не было: и горшки, наполненные желтоватым прахом, чьими-то останками, испражнениями, желчью, слюной, грязью, и кувшины с животным (а может, и человеческим?) жиром, лоскутами кожи и многим другим. Были там также и реторты, и перегонные кубы, и стеклянные сосуды, и ведро с костями, вызвавшими особый интерес Угонио, и шматок гнилого мяса, и заплесневелые корки, и ореховая скорлупа, и керамический горшок с прядями волос, и еще один с заспиртованными змейками, и рыболовная сеть, и жаровня с мехами, и запасец дров к ней, и полусгнившие листья, и уголь, и камни, и наконец, пара покрытых застарелой грязью перчаток, гора тряпья, замаранного чем-то жирным, и другие подозрительные предметы.

– Это логово некроманта, – в замешательстве произнес я.

– Хуже, – отозвался Атто, – пристанище Дульчибени, твоего постояльца.

– Но чем он здесь занимается? – искренне подивился я.

– Трудно сказать. Но одно несомненно: производит над крысами и мышами некие опыты, которые весьма не по душе Угонио.

Тот все еще разглядывал стол мясника, ничуть не обеспокоенный исходившим от него убийственным запахом. – Словит, придушит, прирежет… непонятно только, на кой ему это, – заявил он.

– Вот спасибо, разъяснил, – съязвил Атто. – Ловит крыс рыболовной сетью, сажает их в клетку, затем совершает над ними ритуальное таинство и удушает с помощью гаротты. После расчленяет и как-то употребляет их, – с горькой улыбкой закончил он. – Видать, выполняет некие предписания янсенистов из Пор-Рояля. А экземпляр, томящийся в клетке, единственный, кто избежал подобной участи.

– Сударь, а нет ли у вас ощущения, что кое-что мы с вами уже где-то видели? – с подступившей к горлу тошнотой от всей этой скверны спросил я и указал на склянку рядом с миниатюрной гароттой.

Вместо ответа Атто вынул из кармана предмет, о существовании которого я начисто забыл: склянку с кровью, подобранную нами в галерее D, и стал сравнивать ее с той, что была перед нами.

– Да их просто не отличить! – изумился я.

Они и впрямь походили друг на друга и цветом, и формой.

– А этот горшок с крышкой. Если не ошибаюсь… – продолжал я, – мы его видели…

– В чулане у Тиракорды? – подсказал Атто.

– Точно!

– Э нет, брат. Ты о той вазе, вокруг которой суетился Дульчибени, пока его друг спал? Но этот больше, да и рисунок на нем другой. Правда, узор и дырочки почти такие же, согласен. Возможно, они изготовлены одним мастером.

Горшок, обнаруженный нами на острове, тоже был с дырочками, которые предназначались для доступа воздуха внутрь, и также был расписан головастиками, плавающими между водорослей в пруду. Открыв крышку, я заглянул туда и даже сунул палец: грязная вода, в которой плавала какая-то белая шелуха. На дне песок.

– Господин Атто, Кристофано сказал мне, что во время эпидемии чумы опасно дотрагиваться до крыс.

– Знаю. Я тоже подумал об этом прошлой ночью, когда мы наткнулись на издыхающих крыс, харкающих кровью. Очевидно, наш Дульчибени не подвержен таким страхам.

– А островок-то не из добрых, не из хороших, так себе, – протянул Угонио каким-то особенно серьезным тоном.

– Да уж, хорошего мало. Задерживаться не стоит. Мог бы по крайней мере просветить нас, где мы, раз уж мы по твоей милости оказались здесь.

– И то верно, если б ты выбрал другой рукав, тот, что пошире, мы бы здесь теперь не торчали, – подлил я масла в огонь.

– Сам островок с ноготок, да алтарек на нем с теремок, а вам и невдомек, – выдал вдруг Угонио.

– Ах вот как, сударь, – закатил глаза к небу Мелани, – новое дело, все слова у нас теперь уменьшительные, – и вдруг как заорет: – Кто-нибудь мне скажет, где находится этот островок с ноготок, будь он неладен!

По всему гроту прокатилось эхо. Когда оно стихло, Угонио повлек меня за собой и показал заднюю часть каменной глыбы, служившей основанием для одного из столов, при этом довольно хмыкнул, видимо, в ответ на вызов Мелани.

К нам присоединился и Атто. На камне был ясно различим горельеф, представляющий собой сценки с участием людей и животных. Мелани нетерпеливо ощупал его, словно для того чтобы найти подтверждение тому, что он видел.

– Невероятно! Храм Митры[174], – прошептал он. – Смотри, смотри. Здесь есть все, что описывается в учебниках: жертвоприношение быка, скорпион…

Там, где мы находились, некогда возвышался подземный храм, в котором древние римляне поклонялись божеству, пришедшему в Рим с Востока и соперничавшему с Аполлоном, поскольку оба они символизируют Солнце. Скульптурная сценка на одной из двух каменных глыб не оставляла ни малейшего сомнения: бог был представлен в момент заклания быка, чьи яйца терзал скорпион. Так обычно изображали Митру. Поклонники его культа предпочитали возводить ему храмы под землей, видимо, это был один из них.

– Мы нашли лишь два больших камня, которые Дульчибени приспособил под свою, так сказать,