части. – Края раны не рваные!

Родриго оттолкнул его и склонился над трупом, затем попросил Осмонда поднести свечу.

Тот нехотя исполнил просьбу. Осмонд отворачивался от трупа, свеча дрожала. Родриго нетерпеливо выхватил ее из рук Осмонда и поднес к ране на горле. Ее рваные края выдавали звериные зубы, но рану в паху нанесла человеческая рука, хотя рядом виднелись следы укусов – наверняка, собак привлек запах крови.

Родриго поднес свечу к телу, внимательно изучая каждый дюйм.

– Смотрите, синяки на руках. Кто-то крепко схватил его за плечи!

– Ты сам схватил его, когда уличил в воровстве вчерашним утром, или забыл? – подал голос Зофиил.

– Жофре не вор!

Родриго бросился к Зофиилу, опрокинув миску с покрасневшей от крови водой. Он схватил фокусника за горло, но Зофиил с не меньшим проворством выхватил нож и приставил к ребрам Родриго. Осмонду с трудом удалось разнять их.

– Это ты виноват! – хрипел Родриго. – Если бы ты не обвинил его в воровстве, он не убежал бы!

– Ты и сам не верил в то, что он чист, и Жофре об этом знал! Твое мнение значило для него гораздо больше, чем мое. Если кто и виноват в том, что он убежал… – Зофиил не закончил фразы.

Плечи Родриго поникли. Мне показалось, что сейчас и сам он рухнет на пол, но Родриго устоял. Он раскачивался из стороны в сторону, а руки обвисли, словно плети.

Тяжело дыша, Зофиил опустил нож.

– Я просто хотел сказать, что ты сам мог оставить синяки. Я тоже схватил его за плечи – может быть, на теле есть и мои отметины.

– Он прав, Родриго, – успокаивающе добавил Осмонд. – Эти синяки ничего не значат.

– А то, что ему отрезали срам, тоже ничего не значит? – взорвался Родриго. – Жофре убили! Кто-то замучил его до смерти, спустил на него собак и выбросил на съедение волку! Клянусь, я доберусь до того, кто это сделал!

Мне пришлось что есть силы вцепиться ему в руку.

– Послушай, Родриго, мы не хуже твоего понимаем, что Жофре убили, но тебе ни за что не отыскать убийц! Горожане не выдадут своих! Никто не станет нам помогать. Кто мы для них? Чужаки!

– Камлот прав, – вздохнул Осмонд. – Только наживешь неприятностей. Даже часовня теперь для нас не защита. Подумай об Аделе и младенце.

– Тебе не понять, – тихо промолвил Родриго в ответ.

Он приблизился к телу ученика и опустился на колени прямо в кровавую лужу. Затем Родриго возложил руку на грудь Жофре, низко склонил голову, сжал рукоять кинжала и промолвил:

– Giuro dinanzi a le tue ferite ti vendicero![9]

Никто из нас не знал языка, но тон заставил нас вздрогнуть.

Мы снова завернули Жофре и зажгли свечи у изголовья и в ногах. Всю ночь Родриго бодрствовал рядом с телом. Осмонд остался внизу с Аделой, младенцем и Наригорм, остальные легли в часовне. Мы не выпускали из рук посохов и кинжалов – на случай, если горожане решат удостовериться, что убитый не восстал из мертвых и не собирается тревожить их ночной покой.

Прошлую ночь мы почти не ложились, но сон не приходил. Фигура Родриго возвышалась в смутном свете свечей. Словно распятый, он стоял на коленях перед образом Марии, широко раскинув руки. Родриго слегка покачивало, но рук он не опускал, словно исполнял епитимью или приносил священную клятву. Сигнус, скрестив ноги, сидел рядом с телом, склонив голову на плечо. Видно было, как бьется под рубашкой привязанное крыло. И вот раздался звук, который мы так страшились услышать. Снаружи завыл волк.

– Задуй свечи! – Зофиил вскочил на ноги, сжимая нож в руке, на сей раз даже не пытаясь скрыть свой ужас.

Он бросился к окну. В мерцающем свете казалось, что Жофре шевелится под покрывалом. Сигнус поднял голову и огляделся, но Родриго не сменил позы. Еще один протяжный вой. Казалось, в нем появилась новая нота – то был победный крик зверя, уже вкусившего человечьей крови и призывающего собратьев присоединиться к охоте.

– Я сказал, задуй свечи! – взвизгнул Зофиил.

Мне показалось, что он готов ударить Сигнуса, если тот не подчинится.

– Теперь это не имеет значения, Зофиил. Кто бы ни был там, снаружи, он знает, что мы здесь, и, думается, всегда знал.

Наступило утро. Невысказанный вопрос – где похоронить Жофре – висел в воздухе. Ночевать в часовне становилось слишком рискованно. Если слухи о чуме достигли города, скоро на дороге появятся беженцы, и среди них могут оказаться больные. Родриго был непреклонен: Жофре должен упокоиться в освященной земле. Мы еле отговорили его нести тело ученика к ближайшей церкви. Только подумай, говорили мы, какие расспросы начнутся, если заявиться к священнику с изуродованным трупом. Жофре отказались хоронить в городе, откажутся и в соседнем приходе.

– Похороним его здесь, – предложил Сигнус. – Когда-нибудь часовню непременно достроят и освятят, да и Дева Мария на сте… – Юноша осекся.

– Где именно ты собираешься его положить? – возмутился Зофиил. – Будь часовня построена на земле, ты мог бы закопать его, но под нами – река! Предлагаешь просто оставить труп на полу?

Осмонд, беспокойно меривший шагами часовню, остановился и сказал:

– Похороним Жофре под алтарем. Там должна быть выемка – сомневаюсь, что каменщикам удалось найти глыбу такого размера. Это же готовая гробница! Нужно только поднатужиться и приподнять плиту или хотя бы край, а после задвинем плиту на место.

– Спасибо, ты добрый малый. – Родриго протянул Осмонду руку.

– Родриго, я не хотел выгонять Жофре. – Лицо Осмонда вспыхнуло. – Просто, когда Зофиил сказал… Ты же знаешь, я и не думал… Если бы тогда я взял его на охоту, он не сбежал бы в город… То, что они сделали с ним… он не заслужил такой…

Родриго сжал плечо Осмонда.

– Ты не виноват. Ты не сделал Жофре ничего плохого.

С несвойственной ему горячностью Осмонд обнял Родриго.

– Прости, Родриго, я знаю – он был тебе как сын.

Родриго похлопал Осмонда по плечу и отвернулся, в его глазах блеснули слезы.

– Идем попробуем сдвинуть плиту.

К моему удивлению, у Зофиила хватило терпения воздержаться от ехидных замечаний до ухода Родриго и Осмонда, однако стоило им скрыться из виду, как фокусник фыркнул:

– Только время зря потратят! Где они возьмут свинцовый гроб? Сколько ни расписывай алтарь, вонь-то никуда не денется! Когда часовню придут достраивать, каменщики учуют запах и разберут его. А догадаться, чье это тело, не составит труда. Они сбросят его в реку или расчленят и выкинут на свалку. Лучше бы Родриго зарыл труп где-нибудь в лесу. Если местные и набредут на могилу, то не станут ее раскапывать.

– Однако они не посмеют тронуть кости, если решат, что перед ними останки монаха. – Сигнус послал мне многозначительный взгляд.

– С чего бы им так решить? – холодно бросил Зофиил.

Он так и не простил Сигнусу, что тот не погасил лучины.

– У камлота припасено несколько монашеских ряс. Помнишь, те, что ты выменял в монастыре? Одежда сохраняется дольше, чем тело. Со временем под плитой останутся только кости да монашеское облачение.

– Вижу, тебе нравится выставлять Господа на посмешище, Сигнус, но берегись: Он никому не прощает насмешек.

С выражением досады на лице Зофиил покинул часовню. Ребенок, разбуженный голосами, заплакал. Вдвоем с Сигнусом мы зарылись в мою котомку. Бросив осторожный взгляд на Аделу, Сигнус