— Погоди минутку, не уезжай! — крикнул Фриц, выскакивая из машины.
— Папа, мы замечательно провели день, — сказала Карла, обнимая его.
— Да, — согласился он.
— Пока, пап. Увидимся через неделю.
— Пока, дитя мое.
Она вылезла из машины и пошла в дом. Навстречу ей выбежал Фриц с каким-то предметом в руке. Подошел к окошку Гриссела и протянул ему.
Гриссел взял коробку с компакт-диском: «Антон, друзья и «Бушрок-банд».
— Слушай на здоровье, — сказал сын.
В гостиной было непривычно тихо. Внезапно квартира показалась ему пустой. Он сел на диван на то место, где раньше сидела Карла. Перевернул коробку; повертел ее в пальцах. Все равно ему не на чем прослушивать диск.
Ему нужно чем-то заняться. Он не может просто сидеть и слушать тишину. В голове у него слишком много мрачных мыслей.
Где сегодня была Анна? Почему она так вырядилась? Для чего?
Почему Фриц решил, что они разводятся? Может, она что-то ему говорила? Отпускала какие-то замечания? «Ваш отец все равно не бросит пить». Неужели жена и правда так считает?
Конечно, она так считает! Как иначе — с его-то биографией? А если она заранее знает, чем все кончится, кто ей мешает заполнить вакуум? Почему бы не позволить какому-нибудь молодому хлыщу- трезвеннику пригласить ее на ужин? А что еще она ему позволит? Что еще? Насколько она голодна? Анна, которая всегда говорила: «Я люблю, когда ты меня ласкаешь»… Кто ласкает ее сейчас? Только не ветеран уголовного розыска инспектор Бенни Гриссел!
Он встал с дивана; руки беспокойно шевелились, словно что-то ища.
Что за день! Дети. У него чудесные дети, но он их почти не знает. Сын, который, оказывается, унаследовал его любовь к бас-гитаре и который бросает отцу горькие упреки. Карла, которая так отчаянно притворялась, будто все нормально, все получится. Как будто она могла бы исцелить его силой своей воли — достаточно только поверить…
«У нас не было отца. Только какой-то пьяница, который жил с нами».
Черт! Ну и натворил он бед… И ведь сам во всем виноват! Только сейчас он в полной мере представил себе размеры бедствия, увидел множественные осложнения. Совесть грызла его. Подняв голову, он вдруг понял, что ищет бутылку — пальцы совершают непроизвольные привычные движения — как будто отвинчивают невидимый колпачок, наливают из бутылки жидкость в стакан. Его душе нужно лекарство от этой боли. Всего одна рюмка, и ему полегчает, боль перестанет быть такой невыносимой. Гриссел тряхнул головой. Он слабак! Ведь он только что понял, что именно это дерьмо испоганило ему жизнь, именно выпивка душит его, — и тем не менее ему хочется выпить. Он совершенно отчетливо понял: если бы у него в квартире была бутылка, он бы ее открыл. Он уже мысленно прикидывал возможности — куда можно поехать, чтобы купить выпить, какие магазины открыты вечером в воскресенье.
Он издал хриплый гортанный клекот и что есть силы лягнул подержанное кресло. Что в нем неправильного — из-за чего он превратился в абсолютное дерьмо? Что?!
Дрожащими руками он нащупал мобильный телефон. Набрал номер и, услышав голос Баркхейзена, произнес только:
— Господи, док… Господи!
29
На следующее утро в половине седьмого он снова пошел гулять пешком. Он испытал смутно знакомое, но еще не осознанное чувство. Сначала он посмотрел на Столовую гору. И на море. Прислушался к пению птиц и подумал: вот и еще один день он выжил без спиртного. Даже если вчерашний день висел на волоске.
— Так что же такое со мной, док? — спросил он вчера Баркхейзена в отчаянии. Потому что ему нужно было знать причину. Корень зла.
Старик что-то толковал о химическом составе, генах и обстоятельствах. Долго разъяснял что-то в простых, доступных выражениях. Пытался его успокоить. Подавленность и грызущая тревога медленно отступали. В конце разговора доктор сказал: не важно, откуда все пошло. Важно то, как он продолжает жить начиная с сегодняшнего дня, и это правда. Но когда Гриссел лежал в постели, придавленный громадной усталостью, он все еще искал причины, потому что не умел бороться с тем, чего не понимал.
Ему хотелось вернуться к первоисточнику, хотелось вспомнить, как обстояли дела, когда он начал пить. Но так и не вспомнил — забылся сном.
Он проснулся в пять утра, свежий, отдохнувший; его занимало дело с ассегаем. В голове роились мысли и планы. Энергия вытолкнула его из постели; он в одних шортах и футболке побежал в парк и снова ощутил недавно испытанное удовольствие. Утро и прекрасный вид принадлежали только ему.
— Меня зовут Бенни Гриссел; я алкоголик, и сейчас я проживаю девятый день без спиртного, — громко произнес он, адресуясь ко всему утру в целом. Но душевный подъем не был связан с чувством победы над алкоголем. Только однажды по пути на работу он понял, что это такое. Гриссел потряс головой, потому что это было похоже на голос из прошлого, на забытого друга. Сегодня он возобновил гонку. Скоро начнутся поиски. Он ощутил первое покалывание адреналина, последнее затишье перед бурей. Больше всего его удивило то, как он, оказывается, скучал — по себе прежнему.
На утренней летучке Матт Яуберт сообщил подчиненным, что дело об убийствах ассегаем поведет Гриссел. Послышались жидкие аплодисменты; он услышал, как кто-то из шутников сказал:
— Значит, мы вовсе не хотим поймать убийцу.
Яуберт поднял руку:
— Его напарники — Буши Безёйденхаут, Вон Купидон и Джейми Кейтер.
Фантастика, подумал Гриссел. Сейчас у него в команде разгильдяй, хвастун и тупица. Куда, черт подери, девались все крепкие парни? Он непроизвольно принялся подсчитывать. Только он да Матт Яуберт и остались с прежних дней. Но Яуберт хотя бы начальник, старший суперинтендент. Остальные — новички. К тому же они молоды. Он сам — единственный инспектор, перешагнувший сорокалетний рубеж.
— Сегодня утром комиссар подключил к нам четверых сотрудников из отдела домашнего насилия и десять констеблей с Полуострова, которые должны помочь с розыском, — сказал Яуберт. В зале послышался свист. Политическое давление, должно быть, огромное — ведь привлекли массу народу. — Группа собирается в старом лекционном зале в корпусе Б. Некоторые из вас хранят там всякий хлам — пожалуйста, приберите там сразу после собрания. И пожалуйста, оказывайте Бенни и его команде всяческую поддержку. Что скажешь, Бенни?
Гриссел встал.
— Пьян, но стоит на ногах, — прокомментировал кто-то вполголоса.
Он услышал приглушенные смешки. В зале воцарилась атмосфера ожидания, как будто все заранее знали, что он выставит себя идиотом.
Да пошли они все, подумал Гриссел. Он ловил убийц, когда они еще под стол пешком ходили или соображали, как списать контрольную по математике так, чтобы учитель их не поймал.
Сначала он выждал, пока в зале воцарится полная тишина. Потом заговорил:
— Как вы думаете, почему мы обсуждаем дела на утренней летучке? Потому что тридцать голов лучше, чем одна. Я хочу поделиться с вами своими соображениями, как взяться за дело. У вас появится возможность не оставить от моих доводов камня на камне. И внести свои предложения, получше. Буду рад любым свежим мыслям.
Он понял, что привлек к себе их внимание. Интересно, подумал он мимоходом, возможно, они просто ошеломлены тем, что он сумел выговорить подряд пять связных предложений.
