— Раджив!
— Что, мэм?
— Не смотри так печально. Пошли прогуляемся со мной. — В ее голосе была сила, и подчиненные это почувствовали.
К тому времени, как он позвонил в дверь, Аллисон успела принять душ, переодеться, включить музыку, закурить и сесть в кресло в гостиной, стараясь сохранить присутствие духа.
Но в тот миг, когда она услышала звонок, она забыла обо всем на свете.
Янина Менц шла посередине, двое мужчин по бокам: Квинн, смуглый, стройный атлет, и Раджкумар, невозможно толстый индус. Более странное сочетание придумать трудно. Они дошли до конца Уэйл-стрит, завернули за угол, направились к зданию Верховного суда. Все молчали, только Раджкумар громко сопел, пытаясь не отстать от них. Оба понимали: начальница увела их, чтобы их не подслушали посторонние. Поскольку они тоже были участниками заговора, они признавали за ней главенство.
Они пересекли площадь Королевы Виктории и вошли в ботанический сад, сейчас темный и полный старинных деревьев и кустарников. Голуби и белки стихли. Они с бывшим мужем приводили сюда дочерей при свете дня, но даже тогда деревья словно перешептывались, в темных уголках лежали тени, таинственные и загадочные. Янина Менц подошла к деревянной скамье, посмотрела на огни в здании парламента на той стороне и фигуру спящего бездомного на траве.
Как странно!
— Ладно, — сказала она, когда все уселись. — Рассказывайте, как обстоят дела.
Затопек ван Герден привез вино. Он открыл бутылку и разлил в бокалы, которые Аллисон достала.
Им было неловко друг с другом; их роли так переменились по сравнению с вечером. Обоим не хотелось говорить о том, что они понимали без слов; они всячески избегали смотреть друг на друга.
— Чего вы не понимаете? — спросил он, когда они сели.
— Вы говорили о генетической предрасположенности.
— А, вот вы о чем.
Он посмотрел на свой бокал. Между пальцами поблескивало красное вино. Потом он поднял голову, и она поняла: он хочет, чтобы она сказала что-нибудь еще, открыла перед ним дверь. Аллисон ничего не могла с собой поделать; она задала вопрос, которого боялась.
— У вас есть кто-нибудь? — Она поняла, что выразилась недостаточно ясно. — Вы с кем-нибудь встречаетесь?
36
— Нет, — ответил он, и уголки его губ дернулись вверх.
— Что? — переспросила Аллисон, хотя почувствовала, что спрашивать незачем — все и так ясно. — Мы… мужчины и женщины… такие разные. Отличие между нами для меня по-прежнему… загадка.
Она улыбнулась вместе с ним.
Пока она говорила, ван Герден смотрел в бокал. Дослушав ее, он тихо ответил:
— Часто ли в жизни человека влечение бывает взаимным… и одинаково сильным?
— Не знаю.
— Очень редко, — сказал он.
— И еще мне нужно убедиться, что у меня нет соперницы.
Ван Герден пожал плечами:
— Понимаю.
— Разве для вас это не важно?
— Не сейчас. Позже. Значительно позже.
— Странно, — заметила Аллисон, отпив глоток вина и затянувшись сигаретой.
Он встал, поставил свой бокал на кофейный столик и подошел к ней. Она выждала секунду и, подавшись вперед, смяла окурок в пепельнице.
Тигр Мазибуко один сидел в «ориксе». Снаружи, у моста, где погиб Малыш Джо, ждали его ребята, но он не думал о них. У него на коленях была расстелена карта. Он чертил по ней пальцем, что-то напевая себе под нос, монотонно мурлыча. Заверещал телефон. Мазибуко догадывался, кто может ему звонить.
— Больше всего, — заявил он сразу, — мне хочется взорвать гада ракетой, желательно, конечно, по нашу сторону границы. — Голос его был спокойным, он нарочно выбирал такие слова. — Но я понимаю, что это не выход.
— Совершенно верно, — ответила Янина Менц.
— Насколько я понимаю, мы не будем просить помощи у соседей.
— Опять верно.
— Национальная гордость… И потом, нельзя допустить, чтобы секретные сведения попали в чужие руки.
— Да.
— Я хочу устроить засаду.
— Тигр, в этом нет необходимости.
— Что вы имеете в виду?
— Не могу сказать всего по телефону, так что поверь мне на слово. Приоритеты изменились.
Мазибуко еле сдержался. Ярость вскипала в нем, как лава. «Приоритеты изменились»! Он потерял бойца, его постоянно унижали, отрядом быстрого реагирования затыкали все дыры, пришлось терпеть тупость и непрофессионализм козлов, с которыми его заставили работать, а теперь долбаное начальство, которое сидит за долбаным столом в долбаном кабинете, решило, что изменились долбаные приоритеты! Он с трудом проглотил, затолкал назад рвущиеся с губ слова, потому что на срывы он не имел права.
— Ты меня слышишь?
— Да, мэм. Я знаю, по какому маршруту он полетит.
— И что?
— Он направляется в Казунгулу.
— Казунгулу?
— На границе с Замбией. Через Зимбабве он не полетит, там слишком много пограничных застав, слишком большой риск. Уж я-то знаю.
— Ну и что? Казунгулу в Ботсване. Даже если приказ поступит сверху, на согласование всех вопросов уйдет слишком много времени.
— Я не имел в виду официальное разрешение.
— Понятно, Тигр.
— Мэм, он ранен. Если верить Да Коста…
— Ранен, говоришь?
— Да. Да Коста говорит, рана серьезная, в живот или в ногу. Малыш Джо успел выпустить в него несколько пуль до того, как его убили. Рана не позволит ему перемещаться быстро. Ему надо отдохнуть. И попить. Значит, мы еще успеем…
— Тигр…
— Не волнуйтесь, я сам все сделаю. Один. Через два часа я смогу быть в Эллисрасе. Через три часа — в Махалапье. Мне только нужна машина…
— Тигр…
— У вас появится дополнительная возможность! — Он разыграл козырную карту.
Почувствовав ее нерешительность, Мазибуко перешел в наступление:
