— Последний?
— Остальных детей уже разобрали. По-моему, ей просто хотелось уйти домой.
Винсент Радебе не мог сказать мальчику, что его мама умерла. Он не знал, как это сказать.
— Маме пришлось задержаться на работе, — вот и все, что он сумел придумать, когда они сели в машину. — Она попросила меня присмотреть за тобой.
— Вы с ней работаете?
— Да, можно и так сказать.
— Вы знаете Тобелу?
— Да, знаю.
— Тобела куда-то уехал, и это наш секрет.
— Угу.
— И я никому не скажу.
— Вот и хорошо.
— Завтра он вернется.
— Да, завтра он вернется, — сказал Радебе.
Они ехали к нему домой, в Грин-Пойнт. Чувство вины не отпускало его. Он кое-как справился с собой только в закусочной «Макдоналдс» напротив стадиона. Пакамиле набросился на бигмак. Радебе спросил:
— У тебя есть другие родственники здесь, в Кейптауне?
— Нет, — ответил мальчик. Лоб у него был в томатном соусе. Радебе взял салфетку и вытер ему лоб.
— Никого?
— Бабушка жила в Порт-Элизабет, но она умерла.
— А дяди или тети у тебя есть?
— Нет. Только Тобела и мама. Тобела говорит, в Порт-Элизабет есть дельфины. Он собирается показать их нам в конце года.
— Вот как…
— Я знаю, где находится Лусака. А вы?
— Знаю.
— Тобела мне показывал. В атласе. Тобела — самый умный на свете!
32
Официально должность Люка Пауэлла называлась «атташе американского консульства в Кейптауне по экономическим вопросам».
Но его настоящая работа, как было известно всем в разведывательном сообществе, имела мало общего с экономикой. По-настоящему он находился в ранге старшего специального агента ЦРУ по Южной Африке, и подведомственный ему регион включал все территории к югу от Сахары.
В политкорректной Америке Люк Пауэлл считался «афроамериканцем». Он был общительный и веселый толстяк с круглым добродушным лицом; к огромной досаде дочери-подростка, он носил большие очки в золотой оправе, вышедшие из моды лет десять назад. Люк Пауэлл был уже немолод; виски его посеребрила седина. В его речи явственно проскальзывал акцент уроженца Миссисипи.
— Мне стейк с сыром, хорошо прожаренный, и френч-фрайз.
Официант недоуменно наморщил лоб. С каждым годом они становятся все моложе, подумала Янина Менц. И тупее.
— Жареную картошку, — перевела она.
— Вам — жареную картошку? — не понял официант.
— Нет. Мне — апельсиновый сок. А вот он хочет стейк с сыром и жареную картошку. Американцы называют жареную картошку картошкой по-французски.
— Совершенно верно, — весело кивнул Люк Пауэлл, широко улыбаясь молодому парню, сбитому с толка.
— А-а… — промямлил официант, делал пометки в блокноте.
— Кстати, картошку по-французски придумали не во Франции, а в Америке, — не без гордости добавил Пауэлл.
— Ясно, — кивнул официант.
— Мне салат, пожалуйста, — сказал директор.
— Ясно, — с облегчением повторил официант, захлопывая блокнот. Он еще немного постоял возле их столика, но, поскольку больше никто ничего не сказал, он ушел.
— Ну, как вы? — спросил Люк Пауэлл, широко улыбаясь.
— Неплохо для развивающейся страны третьего мира, — ответила Янина. Она открыла сумочку, достала оттуда фотографию и передала ее Пауэллу. — Мистер Пауэлл, приступим прямо к делу.
— Прошу вас, — поморщился он, — зовите меня Люком.
Американец взял черно-белое фото. Он увидел на снимке парадную дверь американского консульства и легко узнаваемое лицо Джонни Клейнтьеса, выходящего из здания.
— Ах! — воскликнул он.
— В самом деле ах, — кивнула Янина.
Пауэлл снял очки в золотой оправе и постучал ими по снимку.
— Возможно, у нас с вами общий интерес?
— Возможно, — негромко согласился директор.
А он сильный игрок, подумала Янина Менц. Американец перестроился молниеносно, сохранив при этом совершенно невозмутимое, «покерное» лицо.
— Не преувеличивай, — сказал редактор отдела новостей, нервно прохаживаясь за спиной Аллисон. Пора было сдавать статью в набор.
— Не преувеличивай, — повторил редактор, и Аллисон захотелось, чтобы он наконец умолк и дал ей сосредоточиться.
— Что случилось в Лусаке? — спросила Янина Менц.
Люк Пауэлл посмотрел на нее, а потом на директора. Затем снова надел очки.
Что за странная игра, подумала Янина Менц. Он знает, что они знают, а они знают, что он знает, что они знают.
— Мы до сих пор пытаемся это выяснить, — сказал Пауэлл.
— Значит, вас кинули?
На добром лице Люка Пауэлла не отразилось ничего, хотя он кипел от негодования. Ему, представителю сверхдержавы, было неприятно терпеть унижение из-за срыва маленькой африканской эскапады. Но Люк Пауэлл был прежде всего профессионалом.
— Да, — ровным тоном произнес он, — нас кинули.
Четверо солдат, пилот и второй пилот сидели кружком на траве и болтали.
Тобеле Мпайипели стало полегче, потому что теперь они были на более безопасном расстоянии. Он
