Мэгс отошла от кровати, уступая место Джейми. Он встал на колени, взял ее за руку, переплетая свои пальцы с ее пальцами, и внимательно всматривался в ее лицо, словно хотел убедиться, что она действительно очнулась, действительно жива.

— Что произошло? — спросила его Эмма.

— Это была засада, — нежно сжал ее руку Джейми.

— А что твои люди? Кто-нибудь пострадал?

— Как только люди Хепберна поняли, что их меньше, они разбежались, как крысы. Тебя единственную ранили.

— Меня?

— Да. Хепберн послал убийцу. Негодяй, вероятно, спрятался на дереве раньше, чем прибыли мои люди. — Когда Эмма коснулась рукой края чистой повязки, выглядывавшей из выреза ее ночной рубашки, Джейми натянуто улыбнулся. — Слава Богу, пуля прошла сквозь плечо. Ты потеряла много крови, и началось заражение, но Мэгс справилась с этим с помощью своих примочек. Еще немножко полежишь, отдохнешь и будешь как новенькая.

Эмма, дотронувшись пальцами лба, попыталась вспомнить те мгновения, пока мир не погрузился в темноту.

Она вспомнила, как шла прочь от Джейми через залитый солнцем луг, зная, что никогда не увидит его снова. Она помнила, как пели птицы, а у нее разрывалось сердце.

— Я слышала, ты позвал меня по имени, — прошептала Эмма. — Если бы я не повернулась…

Эмма подняла глаза к его мрачному лицу и прочла в его глазах правду. Если бы она не повернулась к нему в тот самый момент, когда убийца выстрелил, пуля попала бы прямо ей в сердце.

— Не понимаю, о чем ты вообще думал, когда тащил такую тощую девицу сюда, — бодро заявил старый Синклер. — Она не настолько здорова, чтобы пережить весну в Шотландии, не говоря уже о зиме. — Его пренебрежительный взгляд скользнул по бедрам Эммы, прикрытым меховым одеялом. — Готов поспорить, что и потомство она не выносит, пока ты сначала не откормишь ее пудингом и хаггисом.

Эмма открыла рот, возмутившись, что ее оценивают и относятся к ней как какой-то свиноматке на деревенской ферме.

— Теперь ты понимаешь, почему я не разговаривал с ним два месяца? — протянул Джейми. — Учитывая его непревзойденное обаяние, ты, возможно, удивишься, что у нас бывают ссоры.

— Не обращай на него внимания, девочка. — Старик бросил сердитый взгляд на внука. — Это его способ признать, что я была прав, а он — нет. Прежде всего, ему не следовало возвращаться на эту гору. Он мог бы навсегда спастись от ее призрака.

— Как ты? — с явной усмешкой в голосе позволил себе вставить Джейми. Он встал, отпустив руку Эммы. — Эта гора — мой дом точно так же, как она была домом для каждого Синклера, который жил до меня. И я ее не брошу. И меня не прогонят отсюда такие люди, как Хепберн. Или Ты.

— Если бы ты послушал меня и отстал от Хепберна, — зазвенел голос старика, и его лицо мгновенно стало пунцовый, — эта девочка не лежала бы сейчас в этой кровати с простреленным плечом.

— Если ты хотел, чтобы я оставил Хепберна в покое, — в глазах Джейми вспыхнула настоящая ярость, но он не мог спорить с правильностью слов старика, — тебе не надо было рассказывать мне, что он тот, кто убил моих родителей.

— Ну что ж, теперь я старше. И мудрее. Я понял, что если будоражить привидения, то из этого ничего хорошего не получится. Оставь их в покое, говорю я тебе, иначе они никогда не оставят в покое тебя.

Старик попытался подняться, привстав на ноги, но тут же рухнул назад на стул. С трудом дыша, он уцепился за широкие деревянные подлокотники, лицо побледнело, и решительное выражение покинуло его.

— Мне кажется, хватит уже об этом, — проворчала Мэгс и торопливыми шаркающими шагами направилась к старику. — Если не хочешь подумать о собственном здоровье, старый дурак, то подумай о бедной девочке. Ей сейчас меньше всего надо слушать, как вы вцепляетесь друг другу в глотки, словно пара злобных борзых.

— Ничего, Мэгс, — сказала Эмма. — Я догадываюсь, что они больше лают, чем кусают. По крайней мере я надеюсь на это.

Стряхнув руку Мэгс со своего плеча, Рамзи Синклер предпринял еще одну попытку встать на ноги. На этот раз — успешно.

Он бросил через кровать Эммы взгляд на внука, а его гордый разворот плеч оказался до боли ей знаком.

— Ты такой же непослушный и упрямый, как твоя мать. Я всего лишь пытаюсь уберечь тебя от такой же судьбы, как у нее.

После этих слов, в которых проявилась давнишняя борьба характеров, старик повернулся и, тяжело ступая, вышел из комнаты. Следом за ним удалилась Мэгс. Спустя мгновение огромная охотничья собака тоже встала и ушла.

Джейми долго смотрел на пустой дверной проем, в его глазах все еще бушевала ярость.

— Он никогда не перестанет считать себя лэрдом мощного клана и правителем сильного королевства. Он забывает, что его единственные подданные — глупая старушка да преданный охотничий пес.

— У него сердце, да? — тихо спросила Эмма.

Ее тетушка когда-то страдала от такой болезни. В конце концов эта болезнь ее и погубила.

— Да. Он тщательно это скрывает, но приступы слабости становятся все тяжелее и все чаще. Я бы, наверно, и не знал, насколько часто, если бы Мэгс, когда я в последний раз был дома, не оттащила меня в сторону и не сообщила об этом.

— И тогда ты понял, что настало твое время доказать, что Хепберн убил твоих родителей. И решил, что самый быстрый способ сделать это — украсть его невесту.

— В одном мой дед был прав. — Джейми с огромным сожалением в глазах посмотрел на Эмму, — Я собирался украсть ее… но не хотел, чтобы в нее стреляли.

Эмма потянулась к его руке, но Джейми уже отошел к единственному окну в комнате — широкому квадрату стекла, который занимал почти всю стену.

Пока он смотрел на нависшие облака, Эмма осторожно села в кровати и наконец смогла осмотреться.

Она как будто случайно наткнулась на единственное жилище в Шотландии, построенное из дерева, а не из камня. С окном, которое притягивало взгляд из любого места в помещении, восьмиугольная комната была больше похожа на орлиное гнездо, чем на спальню. Здесь все, начиная от массивной с ручной резьбой кровати с горой меховых покрывал до зияющего камина с грубо отесанными, камнями и дубовых балок над головой Эммы, было огромного размера, как будто сделано для жизни гэльских великанов.

Несмотря на подобную грандиозность, здесь царила атмосфера пренебрежения. С балок, как призрачная вуаль, свисала паутина, а собаке было позволено оставлять полуобгрызанные кости вокруг усыпанной пеплом каминной плиты. Здесь не было даже намека на уют, устроенный женскими руками. Ни подушек, кроме той, что была у нее под головой, ни милых конусообразных свечей в серебряных канделябрах, ни туалетного столика, усеянного щетками поставленного ароматными пузырьками, ни цветочных акварелей, ни семейных портретов, которые украшали бы грубые рубленые стены.

Нетрудно догадаться, как подобная обстановка могла воспитать такого мужественного и сурового человека, как Джейми.

— Ты рассказал старику, что у тебя есть доказательство, что Хепберн убил твоих родителей? — спросила Эмма.

— А нечего рассказывать, — не поворачиваясь, ответил Джейми. — Хепберн не прислал тот выкуп, который я просил. Все было напрасно.

— Ничего не понимаю, — покачала головой Эмма, задумавшись, не притупила ли потеря крови ее сознание. — Я видела, как ты разговаривал с Йеном. И видела, как он что-то передавал тебе.

— О да, Хепберн действительно прислал кое-что в качестве выкупа, но не прислал ожерелье. Он отказал мне в том, о чем я его просил, — сказать правду. — Повернувшись к кровати, Джейми достал из кармана рубашки сложенный кусок бумаги и передал Эмме. — Вместо этого он велел передать мне вот это.