Ее милое личико, опухшее от слез, наморщилось при мысли о родителях.

– О, почему их нет здесь!

Ровена молчала, зная, что ей нечего сказать Жюстине, чтобы уменьшить горечь ее страдания. И Жюстина, и Ровена слишком хорошо знали, каким тяжелым ударом для тети Софи и дяди Анри станет известие, которое им передаст отправившийся в Париж Симон. Он не хотел ехать, пока не закончит сев, но Ровена настояла. А урожай в этом году они соберут меньший, чем в предыдущие годы. С этим придется примириться.

Ровена накинула на лицо черную вуаль, так как прибыл священник и нужно было идти в часовню.

Симон обещал дяде Анри не сажать нового винограда в этом году, поскольку сбывать спиртные напитки стало некуда. Дядя Анри считал, что сейчас лучше сосредоточиться на каком-либо другом деле, например увеличить площади зерновых или заняться разведением крупного рогатого скота Симон неохотно согласился, и на следующее утро дядя Анри увез свою семью в Париж.

Фрау Штольц поехала вместе с ними, так как тетя Софи вовсе не была уверена в том, что сможет управиться в городском доме без ее помощи.

Мадлон с восторгом думала о Париже. Наконец-то она увидит этот красивый многолюдный город после опостылевшего захолустья. Интересно, откроются ли салоны по пошиву дамской одежды, несмотря на вторжение русских? И следует ли ожидать, что царь, который, как утверждают, имеет весьма привлекательную наружность, соберет ассамблею и пригласит наиболее выдающихся граждан Франции, в число которых, по твердому убеждению Мадлон, будут включены представители рода Карно.

– Думай о Феликсе. – вывела ее из мечтательного состояния сестра. – Не забывай, что в Париж ты отправляешься именно из-за него.

Жюстина решила остаться дома тоже в связи с возможным возвращением Феликса.

Ровена с горечью подумала о том, что события приняли совершенно иной оборот, нежели всем им представлялось. В Париж Феликс так и не попал, а умирать приехал домой. Симону так и не удалось осуществить свои далеко идущие планы о выведении нового сорта винограда.

– Позже я все равно займусь новыми виноградниками, – заверил он Ровену в тот вечер, когда семья Карно собиралась отправиться в Париж. – Фердинанд поможет мне, и, надеюсь, нам удастся нанять в деревне нескольких работников. Добиться отличных результатов, может быть, и не удастся, но сидеть сложа руки я не собираюсь. Я не верю предположению дяди Анри, что ожидается падение спроса на коньяк. Теперь, когда война закончилась, люди хотят позабыть о тяжелых временах. Они осмотрятся вокруг себя и вспомнят о тех хороших вещах, которые раньше доставляли им удовольствие, и снова будут готовы платить свои деньги, чтобы наслаждаться хорошей пищей, прекрасной парфюмерией, одеждой, сшитой у лучших портных. Конечно не забудут они и чудесный аромат коньяка!

«Ах, Симон, – с грустью думала Ровена, возможно, ты и был прав, но какая нам от этого польза?»

Она вспомнила о полном боли вскрике ее брата в тот ужасный день на прошлой неделе, когда он открыл коробку, где хранилась зарплата для рабочих, и обнаружил, что она пуста. Стали лихорадочно просматривать все бухгалтерские книги, которые дядя Анри вел тщательнейшим образом и не доверял никому. После нескольких часов утомительной работы они поняли, в каком удручающем положения находится их семья.

Невероятных усилий стоило дяде Анри скрывать от них очевидное: дюжины неоплаченных счетов, расписки на проданные в прошлом году бабушкины драгоценности, бриллиантовую брошь их матери, свадебное кольцо тети Софи, после продажи которого на вырученные деньги была куплена обувь для Феликса, Жюстины и Мадлон.

Симону пришлось тут же рассчитать Марию, работавшую у них поварихой в течение шести лет.

Ровена же взвалила на свои плечи ответственность за винокуренное производство после внезапной кончины от сердечного приступа Ришара, мастера по купажированию, который ведал всем хозяйством в погребе, где хранились бочки с вином. Ровена вспомнила, что и другие винокуренные заводики в Шаранте испытывали такие же трудности. В конце концов ей приходится утешать себя мыслью, что их винокурня до сих пор не закрылась и работа в ней продолжается. И, слава Богу, они пока избежали участи несчастного Огюста Гие.

– Ровена..

Очнувшись от своих мыслей, Ровена быстро оглянулась. Сквозь свою черную вуаль, словно в тумане, увидела она стоявшего рядом Тарквина.

– Ты что-то хотел сказать?

– Люди собрались и ждут нас. Пойдем.

Он осторожно отвел ее от окна и под руку повел к собравшимся.

Когда проводили последних гостей, день уже шел на убыль. Каждому из присутствовавших на похоронах, даже семьям Отар и Эннесю, считавшимися самыми зажиточными в Шартро, была вручена буханка хлеба и небольшой круг сыра, аккуратно перевязанный ленточками. Жюстина считала, что просто неприлично провожать людей, не одарив их чем-нибудь. Симон, Ровена и Жюсси стояли у входной двери, пожимали всем руки и благодарили за посещение дома.

Наконец двор опустел. Последней скрылась за деревьями подъездной аллеи карета Симона, которая заодно должна была подвезти и кое-кого из гостей.

Жюстина устало вернулась в дом, а Ровена задержалась в дверях, мысленно представляя себе, как карета ее брата сворачивает на почтовый тракт, по которому он сначала доедет до Ангулема, а затем продолжит путь на север через провинции в сторону Парижа. Она глубоко вздохнула, сочувствуя Симону.

На ее плечо мягко опустилась рука. Обернувшись, Ровена увидела рядом с собой Тарквина. За весь день она едва перемолвилась с ним несколькими словами, хотя постоянно ощущала его присутствие. Он немало помог им в эти трудные дни похорон: вместе с Арманом организовывал стоянку для экипажей, помогал Симону рассадить людей в часовне, он же был среди тех, кто нес гроб Феликса в последний путь.

Ровена видела, как спокойно Тарквин беседовал с гостями, сопровождал в сад то одну, то другую даму полюбоваться на цветы, разливал напитки.