молодого человека с пылким умом и неограниченным честолюбием».
Работа продвигалась медленно. Иногда по одной фразе в день. Боли становились все мучительней, передышки случались все реже и делались все короче, опиум больше не действовал.
«Главная его прелесть заключалась преимущественно в описании местностей: он сам, хороший пейзажист, дополнял поэта – живописцем; очень долго обилие материалов, бродящих в его мыслях, не позволяло ему привести их в порядок, и только со времени его вынужденного бездействия на Кавказе начинается полное обладание им самим собою, осознание своих сил и, так сказать, правильное использование своих различных способностей».
Сентябрь подходил к концу, а графиня все еще не могла исполнить заказанную ей работу. Обессилев от болей, посылала дочерей к Иверской Божией Матери: ставить свечи и молиться, чтобы смерть положила конец ее страданиям.
Дочери торопливо исполняли комиссию и стремглав бросались домой в страхе не застать мать в живых.
А Евдокия Петровна работала, и фраза ее была точна, как скальпель уже ненужного ей хирурга:
«Возможно ли, – сказал он секундантам, когда они передавали ему заряженный пистолет, – чтобы я в него целил?
Целил ли он? Или не целил? Но известно только то, что раздалось два выстрела и что пуля противника смертельно поразила Лермонтова. Таким образом окончил жизнь… поэт, который один мог облегчить утрату, понесенную нами со смертью Пушкина. Странная вещь! Дантес и Мартынов оба служили в Кавалергардском полку».
Письмо графини Ростопчиной, как и договаривались, Дюма получил в Пятигорске, но ответить не смог: Евдокии Петровны Ростопчиной-Сушковой уже несколько недель как не было в живых.
Романа о Лермонтове Дюма так и не написал, но семь стихотворений, созданных в последние два года жизни поэта, перевел, стремясь, насколько это было в его возможностях, сохранить оригинальность подлинника.
Выбор также подсказала Ростопчина:
«От времени второго пребывания в этой стране войны и величественной природы исходят лучшие и самые зрелые произведения нашего поэта. Поразительным скачком он вдруг самого себя превосходит, и его дивные стихи, его великие и глубокие мысли 1840 года как будто не принадлежат молодому человеку, пробовавшему свои силы в предшествовавшем году; тут уже находишь больше правды и добросовестности в отношении к самому себе, он с собою более ознакомился и себя лучше понимает, маленькое тщеславие исчезает, и если он сожалеет о свете, то только в смысле воспоминаний об оставленных там привязанностях…»
Письмо Ростопчиной Дюма также опубликовал сразу же по приезде в Париж.
Это была первая не только на Западе, но и в России биография Лермонтова. Потом появились другие, но мемуарное письмо Е.П.Ростопчиной не затерялось и среди солидных монографий.
На Кавказ, однако, ехать пришлось: из чужой земли гроб дорогой вызволять. Не доверила матушка комиссию эту молодым Иванам, Вертюкову да Соколову, за старшего в поезде похоронном его, Соколова Андрея, назначила. И дом по смерти боярыня на него же оставила. Вольную дала, а умирая, потребовала: не дослужил господину при жизни, памяти его дослужи…
«Когда мы приехали в Тарханы и вошли в господский дом, то он оказался пустым, т. е. в нем никто не жил, но порядок и чистота в доме были образцовыми, и он был полон мебели, какая она была 18 лет назад… Нас встретил тот самый дворовый человек, бывший с Лермонтовым на Кавказе, и, узнав о цели нашего посещения, стал водить нас по дому и рассказывать о прошлом. Затем он повел нас наверх, в мезонин, в те именно комнаты, в которых жил, находясь в Тарханах, Лермонтов. Там, как и в доме же, все сохранилось в том виде и порядке, какие были во времена гениального жильца. В запертом красного дерева со стеклами шкафе стояли на полках даже книги, принадлежащие поэту».
То ли очевидец запамятовал, то ли Андрей Николаевич за восемнадцать лет жительства в пустом доме уверовал, что именно он, а не однофамилец его Иван Соколов, при питомце своем до последнего дня находился… Сторожил верный дядька храм земного бытия Мишеньки, память его берег, не ведая, что начинается другая, вечная жизнь Михаила Лермонтова.
Краткая библиография
Лермонтов без глянца: проект Павла Фокина. СПб.: Амфора, 2008.
Лермонтов в воспоминаниях современников / сост., подготовка текстов, вступит. статья и примеч. М.И.Гиллельсона и В.А.Мануйлова. М.: Худож. лит., 1989.
Лермонтовская энциклопедия. М.: Советская энциклопедия, 1981.
Летопись жизни и творчества Александра Пушкина в четырех томах. М.: Слово, 1999.
Летопись жизни и творчества Е.А.Боратынского / сост. А.М.Песков. М.: Новое литературное обозрение, 1998.
Письма княгини М.А.Щербатовой: публикация Е.Н.Рябова // Согласие. 1991. № 6.
Убийство Столыпина. Свидетельства и документы / сост. А.Серебренников. Нью-Йорк: Телекс, 1986.
