Флакк! Возвратился ко мне Теренций Приск с побережья
Этны: жемчужиной я белой отмечу сей день.
Пусть же столетняя муть из амфоры усохшей струится
И потихоньку сквозь холст светлым стекает вином.
Скоро ль мне будет дано так же пылать от вина?
Флакк мой, когда тебя Кипр Киферин снова вернет мне,
Столь же прекрасный предлог будет для пиршества нам.
Скромность твоя такова, каков и младенческий облик,
Ты Ипполита-юнца чище, о юноша Цест.
Даже Диана тебя поучила б охотно поплавать,
Вместо фригийца к себе целым Кибела взяла б.
Но, к господину жесток, лишь целовал бы его.
Счастлива та, у кого научишься ласкам супруга,
Дева, которой тебя в мужа дано превратить.
Выбрита часть твоих щек, часть острижена, частью же волос
Выщипан. Кто же сочтет одноголовым тебя?
Вспомнить не может Криспин, кому тирскую отдал накидку,
Платье когда он менял, тогу желая надеть.
Кто бы ты ни был, верни обратно чужую одежду:
Это совсем не Криспин просит, — накидка сама.
Щеголям только одним краска такая к лицу.
Если ж тебя к воровству и ко гнусной прибыли тянет,
Чтоб не попасться тебе, лучше уж тогу возьми.
Сколь достопамятен пир по сверженье победном Гигантов,
Сколь достопамятна ночь эта для сонма богов, —
Праздник, когда возлежал Юпитер с толпою всевышних
И разрешалось просить фавнам вина у него,
Наши восторги самих даже богов веселят.
Все за столом у тебя: и народ, и сенатор, и всадник,
И амбросийные Рим яства вкушает с вождем.
Ты нам щедроты сулил, а насколько ты больше их дал нам!
Чей на фиале чекан? Искусного Мия? Мирона?
Ментора ль это рука, или твоя, Поликлет?
Нет в этом сплаве совсем оттенка багрового цвета
И не боится ничуть он испытанья огнем.
Кости слоновой белей чистого цвет серебра.
Да и работа под стать веществу: таким совершенным
Кругом, блистая с небес, полная светит луна.
Виден на чаше козел, в руно облеченный Эола:
Не безобразил его и кинифский стригач, и ему ты
Лозы охотно свои дал бы, Лиэй, ощипать.
Едет верхом на козле Амур золотой двоекрылый,
Лотос Палладин звучит в нежных устах у него.
По усмиренным волнам с ношей немолчною плыл.
Дар превосходнейший мне достойным нектаром полни
Собственноручно ты, Цест, а не любой из рабов!
Цест, украшенье стола, наливай сетинское: видишь,
Кубков укажут число нам буквы Инстанция Руфа:
Это ведь он мне вручил этот бесценнейший дар.
Коль Телетуса придет и утехой обещанной будет,
Ради нее удержусь: «Руфа» я выпью тогда;
Буду, чтоб горе залить, оба я имени пить.
Любит, сомнения нет, красавицу Аспер, но слеп он.
Асперу, видно, любви больше, чем зренья, дано.
Брадобрея-мальчишку, да такого, —
Что искусней Неронова Талама,
Кому бороды брить случалось Друзов,
Как-то, Цедициан, по просьбе Руфу
Но, пока по приказу брил он снова,
Перед зеркалом руку направляя,
Кожу чистя и долго после стрижки
Подстригая опять его прическу,
Тот же неистовый рык, что слышен в дебрях массильских,
