Чья в Елисейских полях тенью голубка летит.
Ни увлечений таких, ни безделок мой светик не знает,
Сердца моей госпожи горем таким не разбить:
Отроду лет двадцати она мальчика вдруг потеряла,
Что тут за мальчик, спешит от прозрачной струи Иантиды
И от Наяды бежит прочь? Неужель это Гил?
Благо, что в этом лесу герой почитаем Тиринфский,
И похотливые он воды вблизи стережет.
Нимфы не тронут тебя. Бойся хозяина ты.
Нет ни гроша у меня за душой, и твои лишь подарки
Мне остается продать, Регул. Не купишь ли ты?
О читальня в изящном сельском доме,
Из которой нам Рим соседний виден,
Если между стихов почтенных место
Резвым, Талия, шуткам ты нашла бы,
Эти семь подносимых мною книжек,
Что сам автор своей рукой исправил:
От помарок таких они ценнее.
Обновленная малым этим даром,
Сохраняя залог любви сердечной,
Моего ты читальня Марциала.
Если лицо у тебя опорочить и женщине трудно,
Если изъянов нигде нету на теле твоем, —
Что вожделеют к тебе и вновь возвращаются редко,
Удивлена ты? Порок, Галла, немалый в тебе.
Твой не молчит передок, ну а сама ты молчишь.
Боги! О если бы ты говорила, а он бы умолкнул:
Не выношу стрекотни я передка твоего.
Лучше уж ветры пускай! Утверждает Симмах, что это
Цоканье ж кто стерпеть передка одурелого может?
Никнет при звуке его ум и головка у всех.
Что-нибудь ты говори, заглуши передок свой крикливый,
Иль, коль совсем ты нема, им говорить научись.
Жалкий обломок, что ты деревяшкой ненужной считаешь,
Некогда первой ладьей вод неизведанных был.
Ни Кианей не могли его сокрушить столкновенья,
Ни ужасающий гнев яростных Скифских пучин.
Малая эта доска нового судна святей.
Таких обжор презренных нет, каков Сантра:
Лишь только прибежит он на обед званый,
Какой давным-давно он день и ночь ловит,
По три-четыре раза чрева он вепря,
Божбы ему не стыдно для дрозда ложной
И кражи устриц с бахромой совсем бледной.
Куском лепешки мажет он платок грязный,
Куда он и горшечных насует гроздьев,
С дрянною кожей от объеденной матки,
И прелых винных ягод, и грибов дряблых.
Накравши столько, что платок вот-вот лопнет,
Костей огрызки и остатки он горлиц,
Зазорным не считая запустить руку
В объедки, от которых даже псам тошно.
Но мало глотке алчной лишь одной снеди:
В бутыль-подружку он вино с водой цедит.
К себе в каморку под замок скорей прячет
Обжора-Сантра, чтобы все продать завтра.
Славный сегодняшний день, свидетель рожденья Лукана:
Дал он народу его, дал его, Полла, тебе.
О ненавистный Нерон! Что смерти этой ужасней!
Если б хоть этого зла ты не посмел совершить!
Памятный день наступил рожденья певца Аполлона:
Благостно, хор Аонид, жертвы ты наши прими.
Бетис, давший земле тебя, о Лукан, свои воды
Ныне достоин смешать с током Кастальской струи.
